Изменить размер шрифта - +
  Но  вот сходни убрали,
заиграл оркестр, и пароход компании Ллойда  медленно  вышел  из
гавани.
    Провожавшие  спокойно  уехали  в  Падую,  жизнь их вошла в
привычную колею. Синьора Риччиотти, однако, не  сдавалась.  "За
год,  --  думала  она,  -- все успеет перемениться, летом снова
поедем на  какой-нибудь  модный  курорт,  а  там  уж  наверняка
появятся новые, более заманчивые виды на будущее". Тем временем
от  далекого  жениха  часто  приходили  пространные  письма,  и
Маргерита  была  счастлива.   Она   вполне   оправилась   после
треволнений  минувшего  лета  и  на глазах расцветала, никакого
малокровия или плохого аппетита не  было  теперь  и  в  помине.
Сердце  ее  было  отдано,  судьба  -- обеспечена, и, пребывая в
непритязательно-спокойном  довольстве,  она  сладко  мечтала  о
будущем, немного занималась английским языком и завела красивый
альбом, куда наклеивала великолепные фотографии пальм, храмов и
слонов, которые присылал ей жених.
    На  следующий  год  они  не  поехали  летом  за границу, а
провели несколько  недель  на  скромном  курорте  в  горах.  Со
временем   мать  оставила  свои  надежды  и  перестала  строить
честолюбивые планы, в которых не было места мечтам  ее  стойкой
дочери.  Из  Индии  иногда приходили посылки -- тонкий муслин и
прелестные кружева, шкатулки, сделанные  из  иголок  дикобраза,
безделушки  из  слоновой кости; их показывали знакомым, и скоро
уже  вся  гостиная  была  заставлена  индийскими  вещицами.  Но
однажды  из Индии пришло известие, что Штатенфос тяжело заболел
и  доктора  отправили  его  на  лечение  в  горы;  с  той  поры
Риччиотти-мать  уже не связывала с молодым человеком каких-либо
ожиданий, но вместе с дочерью молилась об исцелении ее далекого
возлюбленного,  каковое  благополучно  и  произошло  в   скором
времени.
    Тогдашнее  состояние  спокойного  довольства  жизнью обеим
Риччиотти было непривычно. У синьоры, по сравнению  с  прошлым,
прибавилось   буржуазности,  она  немного  постарела  и  сильно
растолстела, так  что  петь  ей  стало  трудно.  Теперь  отпала
необходимость   бывать   на  людях  и  производить  впечатление
состоятельных дам, на туалеты они тратили мало  и  были  вполне
удовлетворены непринужденной жизнью в четырех стенах; теперь не
нужно  было экономить ради дорогостоящих выездов и потому можно
было позволить себе кое-какие маленькие баловства.
    И тогда открылось -- при том, что сами  участницы  событий
едва  ли это заметили, -- как удивительно походила Маргерита на
свою мать. После истории с пятновыводителем и прощания в  Генуе
по-настоящему  глубокая  печаль  не омрачала жизнь девушки, она
расцвела, округлилась и день ото дня все полнела,  а  поскольку
ни  душевные волнения, ни физические нагрузки не препятствовали
ее развитию -- играть в теннис она давно бросила, -- то  вскоре
с   хорошенького   бледного   личика   Маргериты  исчезла  тень
мечтательности или меланхолии, и  стройная  фигурка  все  более
расплывалась,  пока  наконец  девушка  не превратилась в уютную
толстушку, чего те, кто знал прежнюю Маргериту,  и  представить
себе не могли бы.
Быстрый переход