|
И вот, наконец, посчастливилось, и она кинулась со своей находкой к крышке, прикрывавшей люк. И тут же облилась холодным по́том, потому что, как только эта штука коснулась крышки, снова загрохотали… Вновь и вновь Настя кидалась в лючок, но уже без всякой надежды, а просто потому, что надо же что-то делать, а то, неровен час, сойдешь с ума и заорешь…
Глава 4
Пельмень, закончив дневную норму по перебиранию проводки, чинил трактор…
То есть сначала пытался починить, а теперь изо всех сил крепился, чтобы не распатронить, к чертям собачьим, эту старую дрянь, которую заведующий, витая в облаках и забывшись, как-то назвал трактором.
Это был не трактор, это форменный гроб, набитый костями и бедами. Вот уже битый месяц Андрюха старался привести его в чувство. И он сам, и все вокруг считали его вполне опытным мастером, но трактор ерепенился и отбивался. Заведующий просил починить его до снега, чтобы можно было расчищать территорию и дороги, те же дрова подвезти, уголь, даже выдал аванс, хотя Андрюха не просил. Сначала все было хорошо, когда меняли масло, оно, на удивление, оказалось чистым, самые прикипевшие болты послушно отвинчивались, шестерни — все, даже выточенные Колькой по чертежу, который сделал его мастер. Но стоило запустить мотор — и тотчас что-то снова отваливалось…
«Спокойно, — уговаривал Пельмень сам себя, — надо просто сделать передышку. Пойти к тете Чох, погонять чайку, а потом уж со свежими силами попробовать еще раз».
План? План.
И Андрюха, потушив лампу под потолком, отправился по задуманному маршруту. Мама Зоя Чох встретила его полной тарелкой вареников. Она к нему прониклась самыми сердечными чувствами после того, как Пельмень вычистил дымоход на кухне и заменил одно его колено, установленное неправильно. После чего печь разгоралась куда быстрее и жрала дров гораздо меньше. Впрочем, Анчутку она тоже полюбила, а вот за что? Ну просто Яшка обаятельный. Скорее всего, потому, что он всегда был рад все бросить и помочь и никогда не ссылался на то, что занят.
Пельмень подкрепился варениками с картошкой, выпил два стакана чая, а тут как раз подвалил довольный собой Яшка в «наполеонке» из газеты.
— Я все на сегодня, — сообщил он, умильно поглядывая на товарища Чох, — поработал ударно.
— В таком случае садись, — сказала она, выставляя на стол еще одну тарелку.
Подкрепился и Яшка. Пельмень, глянув на ходики, вдруг заторопился:
— Теть Зой, я побегу, там у меня с этим драндулетом запутка.
— Иди, дорогой, иди, — разрешила товарищ Чох. — Бог в помощь. Вот человек! И работает хорошо, и вежливый, и ест мало. Повезет какой-то дивчине.
— Да ладно, — смутился Андрюха.
Когда в сотый, не меньше, раз все отвалилось, он, потеряв терпение, сначала пнул несколько раз развалюху, потом грохнул по ней молотком, хотя понимал, что делать этого нельзя, что самому же придется чинить, но не было уже ни сил, ни терпения.
Под ржавыми дырявыми сводами удар отдался так, что Андрюха на мгновение оглох. А когда слух вернулся, настала такая полная тишина, что, казалось, мыши под полом топают как бегемоты. Или что там вообще происходит?
Пельмень завертел головой, пытаясь понять, откуда идет звук. Странные какие-то мыши, не шуршат, а стучат, да еще так: стукнет раз и будто прислушивается. Потом опять.
Тут, с хрустом что-то дожевывая, заявился Анчутка и принялся стрекотать на разные посторонние темы. Андрюха, оскалившись, погрозил ему кулаком. Яшка, тотчас понизив голос, просипел:
— Что?
Пельмень повторил тот же жест и гримасу, а сам вдруг понял, что с тех пор, как он ушел отсюда, что-то изменилось. Он обошел гараж, пытаясь воспроизвести в памяти, что было и что стало. |