Разобраться надо, как они, голоштанные, наружу просачиваются. Кто их выпускает? Почему одни шляются по району? Почему шмон у них не устраивают, не видят, что новые вещи появляются в комнатах?

Вот где надо бы поискать головотяпство, и вряд ли долго шарить придется. А тут… тьфу! Какая от нее опасность? Дефективных ядами потчует? Чай-сахар ворует?..

Тут как раз в урочное время, то есть по окончании рабочей смены, из проходной, охраняемой бдительным товарищем Чох, вышла Галина Ивановна. Такая красивая для своих лет, одета с большим вкусом, на каблучках, в шляпке, с эдакой сумочкой — прямо как с картины. Иван Саныч, чувствуя себя последним дураком, двинулся за ней, держась на приличном расстоянии. «Дожил — бабушек в магазин провожаю». В магазин он зашел чуть погодя, задержался у культтоваров, взял бутылку чернил — Лебедева в это время покупала чай и какие-то сухари. «Ну хоть не водку. Хотя… я бы с ней разделил, — подумал Остапчук и разозлился сам на себя. — Но действительно интересная женщина, а в молодости, небось, вообще была чистый мед».

Он подождал, пока она расплатится, сам подошел к кассе, поговорил с продавщицей о том о сем, заплатил и за вторую бутылочку, попросил отложить, пообещав зайти позже, и пошел «шакалить» дальше, хотя зачем — совершенно непонятно. Сейчас она вернется в свою берлогу, чаи гонять…

Но тут выяснилось, что нет, у Галины Ивановны была другая программа на сегодня. Дойдя до места, где дорожка разветвлялась, она взяла неправее, к бывшей «Родине», а левее, к «летчику-испытателю». «Куда это она?» — задача следить, оставаясь незамеченным, усложнялась, поскольку на улицах дачного поселка народу в любом случае полно, они там по-царски живут, по семейству на дом. Лишь пока дорога шла к станции, можно было следовать одним путем с Лебедевой, но тут она направилась вглубь поселка. Иван Саныч хотел было плюнуть на эту шутовскую «наружку», но тут увидел интересную вещь, и вся досада прошла: Галина Ивановна вполне уверенно зашла в тыл дачи Луганских, туда, где в лесок выходила еще одна дверка в заборе. Там был пристроен эдакий флигелек, в котором квартировала генеральская экономка, когда Сам прибывал на дачу. И о дверце, и о флигеле должны были знать только хозяева, поскольку с общей дороги ни того ни другого видно не было.

«Ишь ты, бывалая, — отметил сержант, — не в первый раз, значит. А Луганские врали, что не бывают в доме посторонние. Это вот кто — свой? Что она там забыла?»

Забор генеральской дачи был высоковат, заглянуть через него нельзя. И тащиться туда за Лебедевой было рискованно. Оставался один вариант — Санькина голубятня, самая высокая точка поблизости. Голубятня была закрыта, но Остапчук знал, где ключ, поскольку по Санькиной просьбе несколько раз приходил кормить его любимчиков. Они, кстати, тоже его узнали, принялись клянчить. Хорошо, что, уходя на задание, Иван Саныч запасся двумя горстями семечек, так что всем досталось. Из оконца с голубятни флигелек был как на ладони. Видно было, как зажегся свет, Галина Ивановна вышла, открыла калитку, вывесила на крыльцо фонарь и ушла обратно.

— Спалит дачу, негодная, а нам отвечай, — машинально пробормотал сержант, поглаживая знакомого турмана, ласкового, как кошка.