Матвеев вламывался в спящие казармы, тащил
семеновцев с полатей. Булгаков нес за графом чернила и водку:
- Эй, Татаринов, подпиши... Или спишь еще? Очухайся, болван.
Челобитье тут о принятии самодержавства. Давай пишись скорее...
Кантемир же уговаривал гвардейцев возвышенно, пиитически:
- Вы, драбанты, покрывшие знамена славой непреходящей, неужели вы
укрепляли престол для того токмо, чтобы теперь бросить наследие Петра
Великого к ногам честолюбивых олигархов?..
Матвеев с Кантемиром спать эту ночь так и не ложились. Даже в
Успенский собор завернули, где у могилы Петра Второго стояли кавалергарды
в латах. Дали и им подписать челобитную. Было сообща решено: в среду
собираться всем во дворец поодиночке.
- А потом - всем скопом! Ринемся и сомнем!
***
Угомонилась Москва, только ночные стражи топчутся возле костров,
лениво кидают в огонь дровишки краденые, из-под рукавиц поглядывают во
тьму.
Кремль... Тихо сейчас в палатах. Посреди постели, душной и
неопрятной, сидит Дикая герцогиня Мекленбургская, и жестокие мысли о
будущем занимают сейчас ее скудное воображение. Вот она встала.
Засупонилась в тугой корсет. Трещал полосатый канифас под сильной рукой
герцогини. Локти отставив, туфлями шлепая, прошла Екатерина Иоанновна
через комнаты сестрицы своей Прасковьи. В потемках налетела на латы
кирасирские, в тишине дворца задребезжало "самоварное" золото доспехов.
- У, дьявол! - заругалась. - Иван Ильич, чего амуницию свою раскидал?
Чуть ноги не поломала...
Под образом теплилась лампадка. Две головы на подушке рядом: генерала
Дмитриева-Мамонова и сестрицы.
- Чего шумишь, царевна? - строго спросил генерал свояченицу.
- Караулы-то сменили? Не знаешь ли?
- То Салтыкова забота.., он наверху!
Екатерина Иоанновна пошла прочь. Ударом ладоней (резкая!) распахнула
двери детской опочивальни. А там, затиснутая в ворох засаленных горностаев
и соболей, спала девочка - ее дочь. Елизавета Екатерина Христина, по отцу
принцесса Мекленбург-Шверинская, которую вывезла мать в Россию, когда от
тумаков мужа из Европы на родину бежала, спасаясь...
Дикая выдернула девочку из постели, и та спросонок - в рев. Екатерина
Иоанновна встряхнула ее над собой.
- Не реви, а то размотаю и расшибу об стенку! - сказала по-русски
герцогиня-мать принцессе-дочери.
Девочка затихла. Держа ее на руках, прошла Екатерина Иоанновна в
покои императрицы. Анна Иоанновна еще не спала, расчесывала длинные и
густые волосы.
- А чего не почиваешь, сестрица? - спросила Анна. Екатерина Иоанновна
посадила дочь на колени императрицы.
- Не спим вот.., обе! - соврала. - Все о тебе тревожимся. Как быть-то
далее? Не знаешь ли - сменили караулы или нет?
- Семен Андреевич спроворит. Чай, мы с ним родня не дальняя. А на
кого еще ныне мне положиться? Все продадут меня, а капитан Людвиг Альбрехт
- никогда. Говорить-то что будешь, сестрица?
- Буду, - решилась Дикая герцогиня. - Ты на сородичей, Аннушка, не
надейся. Эвон у Парашки в постели бугай лежит. Я ему: "Иван Ильич да Иван
Ильич", а он рожу воротит... Ведомо ли тебе, что генерал сей тоже кондиции
тебе внасильничал? Твои права монарший, только волю ему дай, он топором
обтесать готов!
Анна Иоанновна отвечала сестре - огорченно:
- Тут, на Москве, все плевелы противу самодержавия сеют.
Екатерина Иоанновна на свою дочь показала:
- Ну, решай, сестра: что с этой девкой делать станем? Мала еще, а
решать за нее уже сейчас надобно. |