|
.. Все мы не вечны, сестрица! Вот и думай: кому после тебя на престоле русском сидеть? Кто после тебя Русью править будет?.. Анна Иоанновна движением плеч забросила волосы за спину: - Обсуши язык свой, сестрица! Я сама-то ишо престола под собой не учуяла. А ты мне уже наследников подсовываешь... Сестры (большие, толстые, черноглазые, конопатые от оспы) сидели в потемках палат, словно сычи. А с ними девочка - Екатерина Елизавета Христина, принцесса Мекленбург-Шверинская... - С таким-то именем, как у нее, - продолжала Анна Иоанновна, - как посадить ее на престол российский? - Не мудри, сестра! - отвечала ей Дикая. - Имя лютеранское можно отринуть. А назвать ее - Анной в честь тебя, сестричка. Коли отца ее, изверга моего, Карлом Леопольдом звали, так мы и выберем, что любо: Карловна или Леопольдовна... Пусть она будет у нас Анной Леопольдовной! Петровский же корень на Руси вконец извести надобно, дабы и духу его не стало. Лизку, чтобы с солдатами не блудила, в монастырь запечатать. А кильский чертушка кажинный день, говорят, розгами объедается: голштинцы из него идиота сделают. А быть над Русью нам - от царя Иоанна себя ведущим... То-то оно и хорошо всем нам будет, сестрица! Императрица руками, словно мельница крыльями, замахала: - Да погоди, погоди... Не мучь хоть ты меня! Сама не знаю, как на престол сесть. Изнылася... - Порви, - внушала сестра. - Кондиции возьми как-нибудь да тресни их пополам, да в печку-то кинь... Громыхнуло что-то от лестниц, залязгали штыки. Сестры стали креститься, радуясь, что Салтыков сменяет караулы во дворце... В эту ночь Екатерина Иоанновна спать уже не ложилась. Наполнила пузырек чернилами, опустила его в кисет, и тот кисет, вроде табачницы, сбоку платья привесила. Сунула потом за лиф платья горстку перьев, уже заточенных, и грузно плюхнулась в кресла. Глядела в окно. Там снежило. И полыхали костры. ", *** Сержант Алексей Шубин разбросал перед собой кости: - Метнем еще? Али прискучило, Ваня? Балакирев зевал - широко и протяжно. Темнели во рту впадины: в зубах убыток имел немалый. За шутовство прежнее повыбивали ему передние зубы вельможи. А коренной клык сам его величество Петр Первый высочадше соизволили клещами изъять. Просто так - для интересу (ради науки). - Ну, мечи, Алешка, - сказал Балакирев. - Один черт! Коли псу делать нечего, так он под хвостом у себя нализывает... - Стой! - И Шубин ухо навострил. - Кажись, идут сюда. Дверь выбили. На пороге стоял капитан фон Альбрехт. - Прочь! - гаркнул. Взззз... - пропели две шпаги, выхваченные из ножен. Но за плечом фон Альбрехта мотался длинный парик Салтыкова: - По приказу ея императорского величества, караул ваш имеет быть сменен... Сложи кости, и - прочь! Балакирев шпагу - бряк, Шубин - бряк. И - вышли... В метельных полосах кружился хоровод войск. Шли роты. Сверкали латы кавалергардии, заиндевелые с мороза. Костры едва пробивали мрак, и было жутко в кремлевских дворах. Анна Иоанновна глазами-жуками пересчитывала солдат. Сбилась со счету и возрадовалась. Капитан Людвиг Альбрехт салют ей учинил палашом. Замер. С мороза оттаяли прикладные усы капитана и упали на пол, - лицо сразу сделалось молодым. - Вокруг тронной залы людей ставь самых верных мне, - велела ему Анна. |
