|
- Тихо! - И с улыбкой вышел вперед Василий Лукич. - С соизволения государыни, мы ныне же, не умытничая, все обсудим... Но гвардейцы падали ниц перед Анной, мундиры на себе разрывая: - Хотим по-прежнему... Чтобы как раньше было! - Тиранствуй над нами, матушка! Казни, мучай... "Вот подлое рабство где..." - И князь Голицын на Черкасского обрушился с высоты места царского: - Твои ковы холопьи?.. - В окно их! - ревели залы. - На плаху класть... И тогда Черкасский взбодрился. - Не вы ли, - пригрозил он министрам, - уверили государыню, что кондиции ваши скорпионские с общего ведома составлены? Но вы без нашего согласья всучили их на Митаве, воровски и тихо... Никитич, чего рот открыл? Ударь челобитной!.. Татищев тянул челобитную к Анне, а верховники рвали ее к себе. Тогда императрица - хвать бумагу, и все притихло. Драки у подножия престола не получилось. - Ваше величество, - надвинулся на Анну "дракон" Василий Лукич, - проследуем в место тихое, дабы все решить сразу... Анна заколебалась: в кабинетах-то ее обдурят как миленькую. Дадут ей там хлебнуть с шила патоки. А не пойти - как? И вдруг раздался ужасный вой - родной, сестрицын, Измайловский: - Нет! Не время рассуждать ныне... Кончать надо! Глаза выкатив, Екатерина Мекленбургская забежала перед Анной. Руку за лиф сунула - вот и перья. Платье на себе без стыда задрала - вот и чернила. Зубами выхватила затычку из пузырька, перо обмакнула: - Пиши, сестрица! Чего ждешь? Пиши немедля... Меня слушай! Дмитрий Михайлович Голицын хотел отпугнуть ее. - Без нашего ведома, - сказал, - того не будет... Но рухнула Мекленбургская перед бывшей Курляндской - две герцогини, сестра перед сестрой - на колени. - Я в ответе! - орала Дикая. - Пиши-и... Я первая подохну на штыках, пусть... А ты - пиши-и-и... Не бойся! Брызнув чернилами, перо царапнуло по челобитью. "Учинить по сему", - написала Анна и сразу будто выросла: - Вовлекли меня в дела бумажные, так расхлебывайте... Никто живым отсюда не выйдет, пока к согласию конечному не придем! Семен Андреевич, - велела Салтыкову, - ты распорядись. Чую, что здесь небезопасна я! Где капитан фон Альбрехт? Охраняйте мою особу строже от покушений. - И с улыбкой царица повернулась к верховным министрам: - Прошу откушать со мною. Время восприять от стола по-божески... Уж не побрезгуйте! Приглашение к монаршему столу - всегда милость. Но, попав за царский стол, не встанешь. Пока тебя не отпустят - сиди, гость милый. Это был арест верховников, наложенный на них императорской милостью. Двери приперты. Штыки, пули, латы... А за спиной Анны - звероподобный Людвиг фон Альбрехт. *** Офицеры шпаг своих в ножны уже не вкладывали. - Не бывать тому, - волновались, - чтобы Анне законы предписывали. Хотим ее самодержавной, по примеру предков... И квохтали по углам статс-дамы, ревела Дикая: - Довольно словоерничать! Пора кончать... Кого-то уже били на лестницах - тяжко, кроваво, до смерти. - Долой верховных, а быть Сенату, как при Петре! В шляхетстве наскоро обминали последние споры: - Как возблагодарить государыню за все ее милости к нам? - Вернуть ей то, что похищено верховниками! Мурза Григорий Юсупов ослабел: - Самодержавие? Опять куртизаны? Мне уже тяжко унижаться... Я стар! И не затем привел сюда войска... Похаживал генерал князь Ванька Барятинский, порыгивал: - Благодарить надо, это верно. |
