|
.. Адрес писать бы нам! Князь Черкасский тянул за собой Кантемира. - Во, во! - взывал. - У князя Антиоха о восприятии самодержавия челобитная еще загодя писана. А более ничего и не надобно! Матюшкин руками махал: - Так зачем пришли сюда? Или кондиции согласовать с проектами? - Или опять истукана монаршего себе на спину взваливать? Его грохнули об стенку: - Молчи, пока цел. В окно пустим - ногами кверху, а башкой вниз! И мотало от толпы к толпе графа Матвеева: - Рви все проекты! Ничего не нужно - только самовластье! - Доколе болтать-то? - кричала Дикая. - Решайтесь же... - Потерпи, матушка. Сейчас.., пусть только выйдут! Головы ссечем палашами - и делу конец! Кантемир тряхнул головой, рассыпая по плечам завитые букли, облачком вспылила над ним розовая парижская пудра: - К чему лютость? В век просвещенный, век осьмнадцатый... - Кончайте все сразу! - ревела Дикая герцогиня. - Хоть кровью, но - кончайте... Святость всегда кровью омыта! Пихаясь локтями, из ревущей толпы выдрался Семен Салтыков, выбил ногой двери в обеденные палаты: - Государыня! Уже порешили. Изволь выйти. Поднялась из-за стола Анна - встали и верховники. - Вот и финита, - сказал Голицын, салфетку скомкав. Анна Иоанновна вышла в аудиенц-камору, ее оглушило криком: - Будь самодержавной, матушка.., будь в радость нам! И тогда она стала кланяться, а из-под локтя своего высматривала: где верховники? Идут за ней или уже скрылись? - Поближе ко мне, милые, - говорила, - рядком да ладком... Ныне же, как вы и хотели, все уладим и порешим. Блестели острые жала шпаг, воздетые перед нею: - Скажи, государыня, одно слово, и головы злодеев, власть у тебя отнявших, к твоим ногам сейчас сложим! Кантемир, изящно позируя, уже начал читать свое сочинение: "...в знак нашего благодарства, просим всемилостивейше принять самодержство таково, каково ваши славные предки достохвальные имели, а присланные к вашему императорскому величеству от Верховного совета пункты у н и ч тожить!" - Рви, матушка! - призывали. - Раздирай их... Анна Иоанновна величаво обернулась к министрам. - Что делать мне? - прищурилась. - Вы слышите? - Раздери их, сестрица, - вопила Екатерина Иоанновна. И тогда Анна, силу почуяв, начала актерствовать. - Ума не приложу, - сказала, по бокам себя хлопнув, - каково быть мне? Народ просит рвать кондиции те. А оне мной уже апробованы... Нешто ж я смею переступить через слово свое высокое - слово государево? От дверей - над головами шляхетства - уже плыли к ней листы кондиций. За окнами дворца плеснуло солнечно, и Голицын вперед шагнул, подхватил бумаги. "Ради чего жил, надеялся... Прощай!" - Вот они, ваше величество, - и сам протянул их Анне. Стало тихо-тихо.., медленно сочилось за окнами солнце. - Василий Лукич, - спросила Анна, - стало быть, ты обманул меня тогда на Митаве? Кондиции те твое мнение, а не народное? Кто-то навзрыд рыдал - в углу, за печками, избитый... - Рви! - снова взвизгнула Дикая герцогиня. Треснула бумага наискосок - и кондиций не стало. - А буду я вашей матерью! - проорала Анна Иоанновна сипло. - Изолью на Русь и народ свои монарший милости... - Обернулась к гвардии. - Вам, заступники мои, спасибо царское. Вы мне словно тюрьму отворили: теперича я свободна - что хочу, то и делаю! "А это что? Проект Татищева? Дурак. |
