|
- Газетеры академические, вдали от дел московских, втихую печатают тоже полною титлою: самодержицей! - Миних! - выкрикнул Голицын. - Это его рука... Подлая немчура да попы-кистеневщики - вот кто подкопы делает. Вдребезги разлетелось стекло - это Голицын разбил окно. Он задыхался, держась за сердце, не утерпел, когда откроют. Кулаком его - прочь! И дышал старик. Резало ноздри ему от московского духа - старого, бабушкиного, дедушкиного. Глава 6 Итак, Курляндия, прощай навсегда... Обоз новой императрицы России тронулся, долго бежал следом Бирен, навзрыд рыдая. Анна тоже плакала. Рига была окутана дымом, ржали лошади. Командующий здешних мест генерал Петр Петрович Ласси приветствовал царицу салютом. Рижские обыватели, с немецкой добропорядочностью, стоя в шеренгах, кричали по команде - когда велит мудрое начальство. Изумленная своим превращением из курляндской "светлости" в русское "величество", Анна Иоанновна часто оборачивалась назад. Смотрела, как теряется в лесах дорога. А там, за рубежами, за рекой Аа, остались девятнадцать лет вдовства, случайные утехи с кавалерами, разбитая в куски горячая любовь к Морицу Саксонскому, подгнившие закуски да квашеное бюргерское пиво. Привязанные поводками, бежали среди каретных колес любимые Анной митавские собаки. Усердно вывалили из пастей розовые языки... На одной из станций Лукич выдержал первую борьбу: - А сей молодец Кейзерлинг на что с нами едет? - Никто вкуснее его не сварит мне кофе. - Ну а вот фон дер Бринкен? Его тоже вам нужно? - Он в собаках толк понимает, - отвечала Анна Иоанновна. - А девок-то? Девок курляндских, ваше величество, на что везете? Глупы они, языка русского не знают. Зачем двору люди лишние?.. Анна губы распустила в обидах, и махнул Василий Лукич. - Гони! - велел, и погнал поезд скорее на Москву. За Венденом уже стали на полозья, свистел снег. Второго февраля Анна была во Пскове, где встречала день именин своих, четвертого поплыл малиновый перезвон обителей новгородских, и заекало умиленное сердце вдовицы. - А рыбка-то, - говорила Анна, - какая рыбка у вас водится? Уж вы меня не забудьте: пришлите мне рыбки-то покушать. И плакала в умилении: станет она теперь рыбку кушать. В дороге все жадно расхватывала Анна Иоанновна. Увидит ли вещь изрядную или гуся жирного, что на дворе бегает, - все ей подай! Ела так, словно с голодного острова ехала. Косточки до блеска обсасывала, мозги до самой тютельки из мосолков выстукивала. А на нее глядя, и немцы хватать стали. Только помельче Анны, только ненасытнее. И начал не на шутку пугаться Лукич: "Ой, не быть бы Руси обглоданной! Тую ли матку на престол вздымаем?" Бадью поганую и ту у мужика псковского курляндцы стащили с тына, на котором она сушилась. Теперь каждый раз как в ведре нуждались, строили насмешки над бедным мужиком. - Хватится он ведра, - радовалась императрица, - а ведра-то уже и нету... Вот, чаю, озлится-то? Смешно-то мне как! Михаила Голицын все больше мрачнел: - Лукич, кого везем-то? Цыгане каки-то... Феофан Прокопович переслал из Москвы в Новгород "предику" (церковное приветствие) к новой императрице. "Вечор водворится плач, - писал Феофан в "предике", - а заутре радость!" И в ревнивом почитании называл царицу "матерью благоутробной". |
