Изменить размер шрифта - +
..
  - Выползок из гузна Долгоруких, ступай ты прочь!


                                  Глава 8


  Генерал-аншеф Иван Ильич Дмитриев-Мамонов был женат на родной сестре
императрицы - Прасковье Волочи Ножку. Теперь же, с восшествием Анны
Иоанновны, Иван Ильич в большую силу войти бы должен...
  Однако генерал был не увертлив, говорил прямо:
  - Я креста бабе целовать не стану, пущай ей бабы и целуют. По мне,
так и вобче царей бы не надобно: сами с усами...
  Он этих царевен Ивановных уже насмотрелся - издали и вблизи, всяко.
"Дин-дон!" - говорил о них, пальцем у виска показывая: мол, не все в
порядке у царевен. Иван Ильич был человеком образованным, книгочейным;
"Воинский регламент" и "Табель о рангах" составлял; знаток в делах
судейских. А самодержавию - противник! Ох, не возрадуется царица такому
зятю...
  Рано утром дымное вставало солнце. В изморози. В слепоте. Каркали
вороны с берез оголенных. Подморозило за ночь крепко. Иван Ильич видел в
окне, как сигает босиком по сугробам юродивый из села Измайлова - Тимофей
Архипыч; колотятся на нем, бряцая, ржавые погремушки-вериги; велел дворне
блаженного к себе звать. Явился тот, бородою тряся, понес ахинею. Но Иван
Ильич, опытом умудрен, легонько его по зубам стукнул.
  - Проще будь! - велел. - Босиком-то по снегу и я бегать умею. А в
святость твою чуждо мне верится... Сядь к печке, погрейся!
  Сел Архипыч к печке спиною, вериги на себе оттаял и заговорил
исправно, как человек разумный:
  - Ныне на меня все валят. Будто я невестушке вашей корону российску
предрек. А я, покеда она еще молода была, другое ей пел: "Дин-дон,
дин-дон, царь Иван Василич!.."
Дмитриев-Мамонов в спальню прошел, где с царевною почивал, из-под
подушек пучок человеческих волос вынес.
  - Твои патлы? - спросил строго. - Меня чаруешь?
  - То сударыня ваша, царевна Прасковья, меня, будто овцу, стригла
вчера. Вестимо, для волшебства! Потому как понести желает, а я по волосам
своим на Москве сдуру святым почитаюсь...
  Генерал покрестился на икону письма дивного.
  - Вот иконы, - показал, - ты мастер писать. А ворожбою меня не
возьмешь. Сударушка моя не понесет, хоть ты всю бороду ей подари. Забери
патлы свои обратно... А теперь - брысь!
  Пришел из лейб-регимента поручик с рапортом: кому из кавалергардии
быть в драбантах на селе Всесвятском. Иван Ильич, по должности своей,
подмахнул бумагу обкусанным пером.
  - Лошадей держать под вальтрапами, - велел. - Супервесты иметь
парадные. Барабаны украсить занавесками. Палашей не отпускать - пущай
тупыми побудут: не драться же ими в карауле!
  После чего на половину царевны прошел. Через кухни следуя, выпил
ковшичек водки царской, закусил пряникам мятным. А в гостях у Прасковьи -
Феофан Прокопович, на пальце бороду в кольца навинчивает, меж ними часы с
амурами, и музыка в часах венские канты играет. Подошел генерал под
благословение.
  - Занятная редкость, - сказал, дверцу на часах тронув.
  - Постой, генерал, - удержал его руку Феофан. - Зачем крышечку
трогаешь? Часы - вещь нежная...
  - Оно и верно, что нежная, - ответил Дмитриев-Мамонов, уже заметив,
что часы изнутри письмами набиты. - На Руси таких не бывает, чтобы
письменным заводом часы двигались...
  - То не мои, - ответил Феофан, покраснев. - Царевна-голубушка во
Всесвятское едет сестрицу навестить, вот и пущай музыка дивная им там
играет.
Быстрый переход