*   *   *

   Празднично накрытый стол. Рядом с бутылкой старого вина — свадебный пирог. Два голубка из

крема держат в клювах цифру "75".

   — Посмотри, что я приготовила. Этому вину тоже семьдесят пять лет.

   Слава богу, кажется, Эльза успокоилась. Но почему семьдесят пять?

   — Очень мило, хотя и не вполне точно. Мне не семьдесят пять лет, а сто, да и тебе,

насколько я помню, тоже.

   Опять этот странный, встревоженный взгляд. Он отрезает большой кусок пирога и наливает в

бокалы вино.

   — За бессмертие!

   Они чокаются.

   — Мне бы хотелось, — говорит Кларенс, пережевывая пирог, — чтобы ты в этом году обязательно

прошла инверсию. У тебя перегружен мозг. Поэтому ты выдумываешь несуществовавшие события,

путаешь даты, излишне нервозна. Хочешь, я завтра позвоню Леруа? Это такая пустяковая операция.

   — Олаф, — глаза Эльзы умоляют, ждут, приказывают, — сегодня двадцать третье августа,

неужели ты не помнишь, что произошло семьдесят пять лет назад в этот день?

   ...События и даты, лица знакомых, тензоры, операторы, формулы, формулы, формулы...

   — Двадцать третьего августа? Кажется, в этот день я сдал последний экзамен. Ну, конечно!

Экзамен у Элгарта, три вопроса, первый...

   — Перестань!!!

   Эльза выбегает из комнаты, прижав платок к глазам.

   "Да... — Кларенс налил себе еще вина. — Бедная Эльза! Во что бы то ни стало нужно завтра

повезти ее к Леруа".

   Когда Кларенс вошел в спальню, Эльза уже была в постели.

   — Успокойся, дорогая. Право, из-за всего этого не стоило плакать, — он обнял вздрагивающие

плечи жены.

   — Ох, Олаф! Что они с тобой сделали?! Ты весь какой-то чужой, не настоящий! Зачем ты на это

согласился?! Ты ведь все, все забыл!

   — Ты просто переутомилась. Не нужно было отказываться от инверсии. У тебя перегружен мозг,

ведь сто лет — это не шутка.

   — Я тебя боюсь такого...

   «...Может быть, вы все-таки решитесь поцеловать меня, Кларенс?х

6

   Зловещее дыхание беды отравляло запах роз, путало стройные ряды уравнений. Беда входила в

сон, неслышно ступая мягкими лапами. Она была где-то совсем близко. Не открывая глаз, Кларенс

положил руку на плечо жены.

   — Эльза!

   Он пытался открыть ее застывшие веки, отогреть своим дыханием безжизненное лицо статуи,

вырвать из окостеневших пальцев маленький флакон.

   — Эльза!!

   Никто не может пробудить к жизни камень.

   Кларенс рванул трубку телефона...

*   *   *

   — Отравление морфием, — сказал врач, надевая пальто. — Смерть наступила около трех часов

назад. Свидетельство я положил на телефонную книгу. Вон оно, на столике. Там же я записал

телефон похоронного бюро. В полицию я сообщу сам. Факт самоубийства не вызывает сомнений.

Думаю, они не будут вас беспокоить.

   — Эльза! — он стоял на коленях у кровати, гладя ладонью холодный белый лоб.