То были таинственный паж и виконт Эрнотон де Карменж.
- Скорее, скорее, - шептал паж на ухо своему спутнику, - пробивайтесь
вперед, пока можно, нельзя терять ни секунды.
- Но нас же задушат, - ответил Эрнотон, - вы, дружок мой, просто
обезумели.
- Я хочу видеть, видеть как можно лучше, - властно произнес паж;
чувствовалось, что это приказ, исходивший от существа, привыкшего
повелевать. Эрнотон повиновался.
- Поближе к лошадям, поближе к лошадям, - сказал паж, - не отступайте
от них ни на шаг, иначе мы не доберемся.
- Но пока мы доберемся, вас разорвут на части.
- Обо мне не беспокойтесь. Вперед! Вперед!
- Лошади начнут брыкаться!
- Хватайте крайнюю за хвост: в таких случаях лошади никогда не
брыкаются.
Эрнотон помимо воли подчинился странному влиянию мальчика. Он послушно
ухватился за хвост лошади, а паж, в свою очередь, уцепился за его пояс.
И среди всей этой толпы, волнующейся, как море, густой, словно колючий
кустарник, оставляя на дороге то клок плаща, то лоскут куртки, то даже
гофрированный воротник рубашки, они вместе с лошадьми оказались наконец в
трех шагах от эшафота, где в судорогах отчаяния корчился Сальсед.
- Ну как, добрались мы? - прошептал юноша, еще переводя дух, когда
почувствовал, что Эрнотон остановился.
- Да, - ответил виконт, - к счастью, добрались, я уже обессилел.
- Я ничего не вижу.
- Пройдите вперед.
- Нет, нет, еще рано... Что там делают?
- Вяжут петли на концах канатов.
- А он, он что делает?
- Кто он?
- Осужденный.
- Озирается по сторонам, словно насторожившийся ястреб.
Лошади стояли у самого эшафота, так что помощники палача смогли
привязать к рукам и ногам Сальседа постромки, прикрепленные к хомутам.
Когда петли канатов грубо врезались ему в лодыжки, Сальсед издал
рычание.
Тогда последним невыразимым взглядом он окинул огромную площадь, так
что все сто тысяч зрителей оказались в поле его зрения.
- Сударь, - учтиво сказал ему лейтенант Таншон, - не угодно ли вам
будет обратиться к народу до того, как мы начнем?
И на ухо осужденному он прошептал:
- Чистосердечное признание... и вы спасете свою жизнь.
Сальсед заглянул ему в глаза, проникая до самого дна души. Взгляд этот
был настолько красноречив, что он, казалось, вырвал правду из сердца
Таншона и притянул к его глазам так, что вся она раскрылась перед
Сальседом.
Тот не мог обмануться; он понял, что лейтенант вполне искренен, что он
выполнит обещанное.
- Видите, - продолжал Таншон, - вас покинули на произвол судьбы.
Единственная ваша надежда то, что я вам предлагаю.
- Хорошо! - с хриплым вздохом вырвалось у Сальседа. - Угомоните толпу.
Я готов говорить.
- Король требует письменного признания за вашей подписью. |