|
Единственная ваша надежда то, что я вам предлагаю. - Хорошо! - с хриплым вздохом вырвалось у Сальседа. - Угомоните толпу. Я готов говорить. - Король требует письменного признания за вашей подписью. - Тогда развяжите мне руки и дайте перо. Я напишу. - Признание? - Да, признание, я согласен. Ликующему Таншону пришлось только дать знак: все было предусмотрено. У одного из лучников находилось в руках все: он передал лейтенанту чернильницу, перья, бумагу, которые тот и положил прямо на доски эшафота. В то же время канат, крепко охватывавший руку Сальседа, отпустили фута на три, а его самого приподняли на помосте, чтобы он мог писать. Сальсед, очутившись наконец в сидячем положении, несколько раз глубоко вздохнул и, разминая руку, вытер губы и откинул влажные от пота волосы, которые спадали к его коленям. - Ну, ну, - сказал Таншон, - садитесь поудобнее и напишите все подробно! - О, не бойтесь, - ответил Сальсед, протягивая руку к перу, не бойтесь, я все припомню тем, кто меня позабыл. С этими словами он в последний раз окинул взглядом площадь. Видимо, для пажа наступило время показаться, ибо, схватив Эрнотона за руку, он сказал: - Сударь, молю вас, возьмите меня на руки и приподнимите повыше: из-за голов я ничего не вижу. - Да вы просто ненасытны, молодой человек, ей-богу! - Еще только одну эту услугу, сударь! - Вы уж, право, злоупотребляете. - Я должен увидеть осужденного, понимаете? Я должен его увидеть. И так как Эрнотон как будто медлил с ответом, он взмолился: - Сжальтесь, сударь, сделайте милость, умоляю вас! Теперь мальчик был уже не капризным тираном, он молил так жалобно, что невозможно было устоять. Эрнотон взял его на руки и приподнял не без удивления - таким легким показалось его рукам это юное тело. Теперь голова пажа вознеслась над головами всех прочих зрителей. Как раз в это мгновение, оглядев еще раз всю площадь, Сальсед взялся за перо. Он увидел лицо юноши и застыл от изумления. В тот же миг паж приложил к губам два пальца. Невыразимая радость озарила лицо осужденного: она похожа была на опьянение, охватившее злого богача из евангельской притчи, когда Лазарь уронил ему на пересохший язык каплю воды. Он увидел знак, которого так нетерпеливо ждал, знак, возвещавший, что ему будет оказана помощь. В течение нескольких секунд Сальсед смотрел на площадь, затем схватил лист бумаги, который протягивал ему обеспокоенный его колебаниями Таншон, и принялся с лихорадочной поспешностью писать. - Пишет, пишет! - пронеслось в толпе. - Пишет! - произнес король. - Клянусь богом, я его помилую. Внезапно Сальсед перестал писать и еще раз взглянул на юношу. Тот повторил свой знак, и Сальсед снова стал писать. Затем, после еще более короткого промежутка, он опять поднял глаза. На этот раз паж не только сделал знак пальцами, но и кивнул головой. - Вы кончили? - спросил Таншон, не спускавший глаз с бумаги. |
