|
Зачем было допекать этого дворянина? - Ах ты трус, трус, позволяешь бить своего сына! - закричала Лардиль, наступая на мужа со своими развевающимися во все стороны волосами. - Ну, ну, ну, - произнес Эсташ, - нечего ерепениться. Ему это принесет пользу. - Это еще что такое, кто здесь выбрасывает людей в окна? - спросил, входя в зал, какой-то офицер. - Черт побери! Раз уж затеваешь такие шуточки, надо хоть кричать прохожим: берегитесь! - Господин де Луаньяк! - вырвалось человек у двадцати. - Господин де Луаньяк! - повторили все сорок пять. При этом имени, знаменитом в Гаскони, все, умолкнув, встали со своих мест. 9. ГОСПОДИН ДЕ ЛУАНЬЯК За г-ном де Луаньяком вошел, в свою очередь, Милитор, несколько помятый при падении и багровый от ярости. - Слуга покорный, господа, - сказал Луаньяк, - шумим, кажется, порядочно... Ага! Юный Милитор опять, видимо, на кого-то тявкал, и нос его от этого несколько пострадал. - Мне за это заплатят, - пробурчал Милитор, показывая Карменжу кулак. - Подавайте на стол, мэтр Фурнишон, - крикнул Луаньяк, - и пусть каждый, если возможно, поласковей разговаривает с соседом. С этой минуты вы все должны любить друг друга, как братья. - Гм... - буркнул Сент-Малин. - Христианская любовь - вещь редкая, - сказал Шалабр, тщательно закрывая свой серо-стальной камзол салфеткой так, чтобы с ним не приключилось беды, сколько бы различных соусов ни подавалось к столу. - Любить друг друга при таком близком соседстве трудновато, - добавил Эрнотон, - правда, мы ведь недолго будем вместе. - Вот видите, - вскричал Пенкорнэ, которого все еще терзали насмешки Сент-Малина, - надо мной смеются из-за того, что у меня нет шляпы, а никто слова не скажет господину де Монкрабо, севшему за стол в кирасе времен императора Пертинакса [Пертинакс Публий (126-193) - римский император], от которого он, по всей вероятности, происходит. Вот что значит оборонительное оружие! Монкрабо, не желая сдаваться, выпрямился и вскричал фальцетом: - Господа, я ее снимаю. Это предупреждение тем, кто хотел бы видеть меня при наступательном, а не оборонительном оружии. И он стал величественно распускать ремни кирасы, сделав своему лакею, седоватому толстяку лет пятидесяти, знак подойти поближе. - Ну, ладно, ладно! - произнес г-н де Луаньяк, - не будем ссориться и скорее за стол. - Избавьте меня, пожалуйста, от этой кирасы, - сказал Пертинакс своему слуге. Толстяк принял ее из его рук. - А я, - тихонько шепнул он ему, - я когда буду обедать? Вели мне подать чего-нибудь, Пертинакс, я помираю с голоду. Как ни фамильярно было подобное обращение, оно не вызвало никакого удивления у того, к кому относилось. - Сделаю все возможное, - сказал он, - Но для большей уверенности вы тоже похлопочите. |
