– Заткнулась, проклятая! – бабаня в сердцах махнула мокрой, в мыльной пене, рукой. – Да-вай, Илюша! Илья вытер руки нестиранной еще материнской юбкой и полез в мотор. – Когда это кончится, – забубнил он, – ее на свалку пора, эту старую идиотку... Если даже человек выживает под старость из ума... – Почему ты кивнул в мою сторону? – насторожилась бабаня. – «Ура»... Она скоро салютовать начнет. Ее бы на парад... – Не болтай! – откликнулась из комнаты мать. Илья усмехнулся, подмигнул бабке и про-должал уже громче: – Кроме всего, в машине есть нечто крамольное. Что такое «ура» без восклицательного знака? Это едкая ирония. Бабка сердито ущипнула внука за руку, мол, не заводись, не связывайся. В дверях ванной показалась мать. – Кстати, – спокойно сказала она, – что за новая дребедень на твоем захламленном гори-зонте? В редакции. С писклявым голосом. Илья неторопливо выжал бабкину кофту, сказал с грузинским акцентом: – Зачем человека обижаешь, дарагой? Практиканточка это, студенточка, Леночка. Невин-ное дитя... А ты на него такие – вах! – слова говоришь! – Ну, дожил, – горько сказала мать. – И невинное дитя с тобой на «ты». – Валя, а что по телевизору? – поспешно заинтересовалась бабка. – Ладно, мать, я буду надувать щеки. – Илья миролюбиво стряхнул пепел с рукава мате-ринского халата. – Как отец русской демократии... * * * Вечером позвонил Егор. Илья лежал на тахте и смотрел по телевизору «Очевидное – неве-роятное». Егора, университетского друга Ильи, недавно назначили завотделом культуры в боль-шой республиканской газете, и он настойчиво уговаривал друга перейти к нему. – Илья, – пропыхтел Егор (с недавнего времени он завел трубку), – ну, как она? – А, эта баба мне порядком надоела. – Какая баба? – спросила из кухни бабаня. – Жизнь, бабаня, жизнь... – отозвался внук. – Яблочко кинь. – Что нового? – Могу посоветовать что делать, чтоб хлеб не черствел. – Вот и я о том же, – оживился Егор. – Слушай, от нас Еремеев ушел. Пойдешь на его ме-сто? У нас хорошие ребята подобрались, такие дела можно завернуть. – Ты все горишь... молодец, Гошка! А я уже лет пять только анекдоты травлю. – Я смотрю, тебе уютно овощи солить. – Да, мне нравится лудить и паять кастрюли. Я приношу прямую пользу домашним хозяй-кам. – Ты непробиваем! В последний раз: пойдешь вместо Еремеева? – Нет, Гошка. – Ну почему?! Сколько ты, в конце концов, на своих соленых огурцах имеешь? – Чудак ты... При чем тут имеешь – не имеешь. Мне хватает. И потом, сколько у вас поло-жат? На десятку больше? А ты знаешь, что язва желудка, между прочим, на нервной почве заво-дится? – У тебя заведется! – буркнула мать, не поднимая головы от тетрадки. – Играйте, мальчики, в серьезную журналистику. Я ж вам не мешаю. – Хозяин – барин. – По голосу чувствовалось, что Егор искренне огорчился. – Что-то я хо-тел тебе сказать... забыл... У Матвея зуб прорезался. – Вот это дело! – Что-то все-таки я хотел тебе... Да! Слушай, знаешь, кого я встретил? – Ну? – Угадай! – Ну! – Не поверишь – Наташу! – Какую Наташу? – Здравствуйте! – в сердцах воскликнул Егор. – Ты в своем репертуаре. – А, ну-ну... – хмыкнул Илья. – Видел, высотный дом на углу Кировской и Новомосковской строился для научных ра-ботников? Его сдали досрочно, мы материал о бригаде делали. |