|
Так вот, Наташа там квартиру получила. В подъезде столкнулись. – Планировка удачная? – Ты бы хоть спросил: как она! – Ну, как она? – Илька, я обалдел! Сказка Шехерезады. Глазищи, ноги, талия – черт знает, что такое! Ма-гическое перевоплощение! Постой, я сигарету возьму, эта проклятая штука все время гаснет. Илья положил телефонную трубку на грудь, зевнул и вытянул ноги. Из кухни вышла бабка, накрыла внука пледом, положила рядом два яблока. Илья поймал ее пухлую морщинистую руку со свекольными от готовки борща пальцами и поцеловал. – Бабань, ты меня любишь? – сиротливым шепотом спросил он. – Ведь правда, я тебе не-безразличен, бабаня? Бабка растрогалась, поцеловала внука в голову. – Ба, а правда, я – видный мужчина? – Ты или говори, или трубку повесь! – прикрикнула мать. Она уже написала планы на по-недельник и сейчас сидела в кресле, читала газеты и выписывала основные события – после уроков она проводила политинформацию в своем десятом выпускном. – Алло, – Илья жевал яблоко, – очевидное-невероятное: талия, ноги, грудь – дальше? – Тьфу! – сказала мать. – Да? Ты бы сам видел ее, – отозвался Егор. – Замужем, двое пацанов, кажется, но главное – главное, диссертацию по статистике защитила, ведущий специалист какого-то института, она говорила какого, я тут же забыл. – Молоток баба... – похвалил Илья. – В ней всегда эта жилка билась – целеустремиться в конец железнодорожного полотна. – Но похорошела – фантастика! – Ты не захлебнись, Егор! – хмыкнул Илья. – Что, Ира у тещи? – Змей, если б я знал, что ты так равнодушен, я бы отбил ее у тебя десять лет назад. Она ж мне нравилась, знаешь? – Ну, ты всегда был задним умом крепок. Вообще, заскочил бы когда-нибудь. – Зови, зови, – негромко подсказала бабаня. – Я «наполеона» испеку... – Вот, бабаня обещает ради тебя полководца сварганить, – сказал Илья. – Приходи. С Ирой, с мальчишками, Ну, будь... Он положил трубку, неторопливо, не отрывая взгляд от экрана, взял второе яблоко, надку-сил. – Что Гоша говорит? – спросила мать. Илья помолчал, прожевывая кусок. – У Матвейки зуб прорезался, – наконец сказал он. * * * На воскресенье была запланирована Ляля. И пустая квартира. Вернее, Ляля в пустой квар-тире, которая принадлежала приятелю двоюродного брата жены Егора. Приятель время от вре-мени уезжал в длительные командировки, парнем был холостым, свойским и непринужденным, и просил только, чтобы после себя не оставляли грязной посуды, пустых бутылок и разверзтой постели. – Приду поздно, – сообщил Илья в пространство между матерью и бабкой. – Может, но-чью... А может, утром. В морг не звонить, копытами не бить, звонким голосом не ржать. – А где же ты покушаешь? – взволновалась бабаня. – Слушай, женись уже на ней, – сказала мать, – надоело! – На ком, мутхен? – На этой Жанне. – Опомнись, мать! Какая Жанна? – искренне развеселился сын. – Жанна кончилась в про-шлом квартале. Не суетись, допускай все до... – Пошел вон, – тихо сказала мать и ушла на кухню, хлопнув дверью. Илья лихо съездил щеткой по туфлям, выпрямился, отпихнул ногой тапочки и, послав баб-ке воздушный поцелуй, вышел. Бабка вздохнула, кряхтя, опустилась на колени, нашарила под тумбочкой левый тапок любимого внука и аккуратно поставила его на место. Зайдя в кухню, она оторопела: глядя в окно, спиной к ней, в позе одинокого путника, спрятавшегося от дождя под дерево, стояла Валя. Обняв себя обеими руками, вздрагивая, как от холода, Валя плакала. |
