Это был настоящий дворец с богатым порталом, четырьмя могучими колоннами, богатой отделкой фасада, сооруженный в 1887 году.
Потомственный дворянин и купец Николай Алексеевич Мазурин был богобоязненным и добрым. Искренне любя ближних и дальних своих, он в своё время пожертвовал на берегу Москвы-реки участок земли и полмиллиона рублей на устройство и содержание дома призрения имени семьи Мазуриных. Дом был рассчитан на сто человек, «происходящих из московского купеческого и мещанского сословий, чисто русского происхождения, православного вероисповедания».
Теперь богадельня послужила и ещё одному доброму делу — целям сыска.
Соколову требовалось увидать старшего филёра. На сей случай были предусмотрены условные знаки, которые, за их полную кажущуюся несуразность, сыщики с юмором прозвали «Три зелёных свистка».
Соколов, когда дефилировал мимо окон, за которым засели с биноклем наблюдатели, вдруг остановился, снял макинтош, стряхнул с него невидимую пыль и снова надел. Это и был условный знак, обозначавший «Пусть старший следует за мной!».
Сыщик свернул в безлюдный проулок к Москве-реке.
В проулке было тихо, пустынно, пахло рекой и рыбой.
Через минуту сыщик за спиной услыхал частые шаги. Соколов чуть повернул голову и боковым зрением, отлично развитым у сыщиков и филёров, увидал широко известного в узких полицейских кругах наружника Гусакова-младшего. Сын знаменитого топтуна, Гусаков получил почётное прозвище «король филёров».
Гусаков имел счастливую внешность — самую заурядную, позволявшую сливаться с толпой. К тому же он был, как писало начальство в служебном формуляре, «нравственно благонадёжный, честный, сообразительный и удивительно терпеливый, обладающий крепкими ногами и острым зрением». И все это было истинной правдой, к которой можно было бы добавить, что Гусаков любил свою службу до самозабвения.
Одним словом, этот человек полностью соответствовал параграфу второму секретной инструкции МВД «По организации филёрского наблюдения».
Соколов обнял старого знакомца, с которым переловил немало преступников разного калибра, спросил о жизни, о том сём и уже серьёзным тоном осведомился:
— Коля, почему не выяснил, где фигурант закупает для дома провизию?
Гусаков расплылся от удовольствия. Не скрывая гордости, подкрутил усики, живо ответил:
— Хотя приказа не было, но проявил смекалку и выяснил! Я вчера шёл с точки домой. Думаю: «Имею право рюмку пропустить, зайду в трактир». Пошёл в «Золотой шатёр». Это тут рядом, во-он жёлтая крыша видна — Котельническая набережная, тридцать один, в угловом доме почётной гражданки Осиповой. Содержит Иван Степанов Гусев.
Вдруг меня как током дёрнуло: у входа в трактир сидит себе в коляске — кто бы думали? — Зубастый собственной персоной. А где извозчик? Извозчика нет и, сколько глаз охватывает, не наблюдаю. Почему нет? Зачем Зубастый сидит? Говорю себе: «Коляна, проследить всегда хорошо — на удачу». Встал у входа в трактир, будто меню, что висит, читаю, а сам глазом на коляску косю. Вдруг голос: «Дай пройти!» Глядь, а это извозчик Зубастого по лесенке из подвала подымается, корзину плетёную тащит. Прошёл этаким фертом мимо меня да бережно в его коляску корзину ставит. Слышу: дзинь! Смекаю: бутылки тащит. Ну, сел извозчик на козлы и к дому Зубастого потащился.
— Что именно он взял у Гусева?
Гусаков развёл руки:
— Этого знать не могу! Сверху скатеркой накрыто, так что не проглядывало.
Соколов подумал: «Порой от расторопного филёра пользы бывает больше, чем от бестолкового генерала!» Вслух сказал:
— Коляна, пойдём по кружке пива выпьем и заодно побеседуем с содержателем Гусевым. |