Соколов со спутником уже через три минуты подошли к любимому месту досуга мужской части местного населения — «Золотому шатру». Сыщики спускались в подвал по крутой, выложенной из крупных белых плит лестнице. К ним тут же подскочил лакей в белоснежной рубахе, перевязанной красным пояском, согнулся дугой:
— Рады зреть в нашем заведении! Позвольте вас усадить в тихое место возле африканской пальмы.
Большой, парадный зал открывался лишь к обеду. Другой зал, тоже, впрочем, вместительный, ещё не был заполнен. Лишь слева возле буфета за початой бутылки водки сидели в университетских кителях студенты да какие-то пролетарии степенно хлебали щи, распространявшие аппетитный запах.
Соколов обратился к лакею:
— Говоришь, африканская пальма? А у тебя, услужающий, случайно, не произрастает баобаб? Ах, нет? Какое безобразие! Вышел приказ генерал-губернатора: в каждом трактирном заведении непременно иметь баобаб. Понял? Чтоб к следующему разу был. Принеси пиво — светлое «Пльзенское» Трехгорного завода с раками, да скажи хозяину: пусть сам сюда незамедлительно явится, — приказал Соколов.
Лакей побледнел:
— Виноват! Простите Христа ради… Исправимся. Будет к другому разу баба.
— Делай, что приказано!
Через минуту в кружки было налито «Пльзенское», на стойке появились крупные, источавшими аппетитный аромат раки. Едва гений сыска и король филёров пригубили замечательный напиток, как прибежал содержатель — Иван Гусев.
Это был человек лет сорока пяти, с коротко подстриженными бородой и усами, переходившими в баки, в повадках полный важности, словно он был губернским прокурором. Трактирщик сразу же узнал гения сыска и с восторгом взирал на знаменитого гостя. Не зря по всей России его героический облик торговали в открытках за пять копеек.
Такая нам честь, право… — Гусев повернулся к лакею: — Васька, к пиву за счёт заведения лангусты, икры разной масти, сёмги и остального — по полному содержанию… Бегом действуй!
Лакей понёсся исполнять приказ.
Гусев обратился к гостям.
— Позвольте за удобный столик-с…
— Ну, Гусев, как твоё заведение, процветает?
Трактирщик вопросительно глядел на Соколова:
— Какой там процветает! Сами временно живы, вот и слава Господу!
— Ты-то жив, а как посетители — от твоей кормежки ноги не протянули?
Гусев от обиды задохнулся:
— Как, как же можно! У нас кухня, может, на всю белокаменную знаменитая, Егорову не уступим. Вот, Аполлинарий Николаевич, покушайте, сами извольте убедиться!
— Стало быть, и хорошие посетители заходят, коли кухня первосортная?
— Обязательно, ваше сиятельство! Порой замечательные личности изволят заходить.
Соколов хитро прищурился:
— Ну уж прямо замечательные…
— Так точно! Вот, к примеру сказать, полковник Гершау. Живёт он по соседству и оказывает нам честь, заглядывает и кухню хвалит.
— Загулы устраивает?
— Этого сказать не могу. Теперь супруга его куда-то уехала, так господин полковник по холостяцкой жизни забирает ужин домой — уже какой вечер кряду. Вкусно любит покушать! А мы стараемся…
— Счета большие?
Гусев умными глазами поглядел в лицо Соколова, тихо спросил:
— Вы, господин Соколов, понимаю, по делу?
— Правильно понимаешь, Иван Степанович. Какие полковника заказы?
— Как раз на нынешний вечер лежит. Сей миг принесу.
Гусев, как всякий российский торговец, смертельно боялся полиции. |