Комнатка была настолько
мала, что полиция не могла пропустить даже самую мелочь.
Внезапно у меня появилось странное ощущение, что я не один в душной и тесной кабине. Погасив фонарик, я остался в непроглядной тьме,
чувствуя лишь бешеное биение сердца.
Некоторое время вокруг меня все было спокойно. "Наверное, мне начинают мерещиться всякие ужасы", - подумал я, но затем где-то рядом услышал
звук, напоминающий вздох человека.
Я отступил назад и вышел из раздевалки.
По дороге вдоль пляжа с шумом промчалась машина.
Я осветил пол кабины, но, как и прежде, ничего не увидел. Тогда я направил луч на дверь второй раздевалки и плавно повернул ручку.
...Она сидела на полу лицом ко мне. На ней был голубой купальный костюм, и ее смуглая золотистая кожа была покрыта крупными каплями пота.
На левом плече запеклась длинная струйка крови, невидящий взгляд был устремлен в пространство.
Это была красивая девушка лет двадцати пяти с темными шелковистыми волосами и фигурой манекенщицы.
Я стоял, пригвожденный к месту, с пересохшим ртом, чувствуя, как взмокла сорочка от холодной испарины.
Я неподвижно стоял в мертвящей призрачной тишине, бессмысленно уставившись на девушку.
Помочь я ничем не мог - было слишком поздно.
3
На полу возле нее убийца бросил нож с пластмассовой рукояткой. Это был необычный нож - такими пользуются домохозяйки, чтобы доставать лед
из ванночек холодильников. Девушка умерла той же смертью, что и Шеппи, только на этот раз рука убийцы дрогнула и агония была продолжительной.
Она следила за своей внешностью - ее волосы были аккуратно уложены, ногти окрашены в темно-красный цвет. Она могла быть богатой или бедной,
манекенщицей или одной из многих тысяч работниц Сан-Рафела. Она могла иметь какую угодно профессию.
Я был уверен лишь в одном: она была той девушкой, которая заходила в гостиницу за Джеком Шеппи, той самой, которую Гривс назвал блондинкой.
Он утверждал, что она носила парик или красила волосы, и, чтобы убедиться в его не правоте, я поднес фонарик к ее телу. На ней не было парика, и
волосы имели естественный цвет. "Тренированные сыщики тоже ошибаются", - думал я, направляя луч света на ее руки: нежный пушок на них выглядел
совсем светлым. И это было понятно: когда человек месяцами поклоняется солнцу, волосы на руках меняют цвет.
Духота в крохотной каморке была невыносимой, и я, чувствуя, что одежда моя насквозь пропиталась потом, вышел из раздевалки.
Только теперь я обратил внимание еще на одну дверь, которая вела в смежную кабину. Именно через нее должен был проникнуть убийца. Возможно,
он и сейчас находится по соседству...
Погасив фонарик, я неслышно приблизился к двери и приложил к ней ухо. Ничего не услышав, я ощупью отыскал ручку и слегка повернул ее. Потом
чуть-чуть надавил плечом, но дверь не подалась. Кто-то запер ее изнутри...
Я отошел от двери, чувствуя нестерпимую сухость во рту. Если у него не было второго ножа, то вполне вероятно, что имелся про запас
револьвер.
Мои невеселые размышления прервал донесшийся откуда-то издалека звук - это было завывание полицейской сирены. С каждым мгновением вой
нарастал: "фараоны" спешили по делу, и наиболее вероятным местом, куда они мчались, была купальная кабина с убитой девушкой. |