—   Мистер Армбрюстер ждет в вашем кабинете, мистер Шейни,— скромно сказала она.

Шейни кивнул и, повесив шляпу на крюк у двери, вошел в кабинет.

Высокий худощавый пожилой человек, выпрямившись, сидел в кожаном кресле у широкого пустого стола. Его руки с набухшими синими венами аккуратно лежали на коленях. У него были редкие седые волосы и воинственно закрученные усы. Человек повернулся, и Шейни увидел ясные голубые глаза — удивительно проницательные, таких он никогда не встречал. Когда Шейни вошел и закрыл за собой дверь, гость не встал, а лишь слегка наклонил голову.

—   Мистер Шейни! — он протянул детективу руку.— Я Эли Армбрюстер. Рад с вами познакомиться, хотя предпочел бы, конечно, чтобы мы встретились при других обстоятельствах.

Шейни почувствовал удивительно сильное пожатие его тонких пальцев. Глядя прямо в ярко-голубые глаза старика, детектив произнес:

—   Мне очень жаль, мистер Армбрюстер,— он заколебался, но, глядя в эти голубые глаза, понял, что перед ним человек, с которым нужно говорить прямо. — Самоубийство — это проклятие,— ровным голосом произнес детектив,— для тех, кто остается. Самоубийца никогда не понимает...

—   Чепуха, мистер Шейни,—перебил его Армбрюстер.— Мы имеем дело не с самоубийством. Моя дочь убита.

Шейни обошел вокруг стола, сел в свое вращающееся кресло и не спеша закурил.

—  Я понимаю, это естественная реакция отца, но, боюсь, в этом случае нам нельзя отрицать очевидных фактов.                                   

—   Как раз это я и предлагаю вам сделать, сэр,— голос гостя стал твердым и решительным.— А факты таковы, что моя дочь Эльза не могла лишить себя жизни. Это невообразимо... Невероятно. Я знаю свою дочь, мистер Шейни. Она так же не могла пойти на самоубийство, как я сам не могу этого сделать. Эльза была сильной женщиной. Волевой и разумной. Я допускаю, что она имела дело с другим мужчиной, но если бы она так решила, то действовала бы хладнокровно и практично. Эльза не из тех, кто бросается очертя голову. Нет такого мужчины, из-за которого она могла бы потерять разум. Я знаю свою дочь, мистер Шейни. Совершенно невероятно, чтобы она могла пойти на самоубийство. В ее венах текла моя кровь. Люди с фамилией Армбрюстер никогда так не поступали.

Говорил Эли тихо и убежденно, и его убежденность действовала на детектива.

—   Вы говорили с полицией, мистер Армбрюстер? — Шейни потер пальцами мочку уха.

—   Я пришел к вам прямо из офиса шефа Джентри. Я хорошо знаком с Биллом Джентри, мистер Шейни, и уважаю его как старательного и довольно толкового полицейского. Но, с другой стороны, он человек ограниченный. Дважды два для Билла Джентри всегда будет равно четырем. В его сознании просто не укладывается, что дважды два в некоторых случаях может равняться трем или пяти.

Шейни попытался без улыбки выслушать такую характеристику Билла Джентри. Это было точное описание характера Билла, но суть-то была в том, что дважды два все-таки четыре!

—   В комнате остались две записки, мистер Армбрюстер,— мягко сказал Шейни.— Вы их читали?

—   Да, Джентри показал их мне. Кто их написал, Шейни? Моя дочь этого не писала. Заметьте себе, что она не оставила после себя никаких записок.

—   Во всяком случае, не оставила в этой квартире,— согласился Шейни,— но, может быть, она оставила записку у себя дома, для мужа?    

—   Он говорит, что никакой записки не было.