Мои
уступки всем твоим требованиям только шли тебе во вред. Теперь ты это
знаешь. Это делало тебя очень часто жадным, порою беззастенчивым и всегда
- неблагодарным. Почти никогда я не испытывал ни радости, ни
удовлетворения, угощая тебя таким обедом. Ты забывал - не скажу о светской
вежливости и благодарности: эти фамильярности вносят неловкость в близкие
отношения, - но ты совершенно пренебрегал и теплотой дружеского общения,
прелестью задушевной беседы, тем, что греки называли "сладкая отрада",
забывая ту ласковую теплоту, которая делает жизнь милее, она, как музыка,
аккомпанирует течению жизни, настраивает на определенный лад и своей
мелодичностью смягчает неприветность или безмолвие вокруг нас. И хотя тебе
может показаться странным, что человек в моем ужасающем положении еще
пытается найти какую-то разницу между одним бесчестием и другим, но мое
банкротство, откровенно говоря, приобретает оттенок вульгарной
распущенности, и я стыжусь того, что безрассудно тратил на Тебя деньги и
позволял тебе швыряться ими, как попало, на мою и на твою беду, и мне
становится вдвойне стыдно за себя. Не для того я был создан.
Но больше всего я виню себя за то, что я из-за тебя дошел до такого
нравственного падения. Основа личности - сила воли, а моя воля целиком
подчинилась твоей. Как бы нелепо это ни звучало, все же это правда. Все
эти непрестанные ссоры, которые, по-видимому, были тебе почти физически
необходимы, скандалы, искажавшие твою душу и тело до того, что страшно
было и смотреть на тебя и слушать тебя; чудовищная мания, унаследованная
от твоего отца, - мания писать мерзкие, отвратительные письма; полное твое
неумение владеть своими чувствами и настроениями, которые выливались то в
длительные приступы обиженного и упорного молчания, то в почти
эпилептические припадки внезапного бешенства, - обо всем этом я писал тебе
в одном из писем, которое ты бросил не то в отеле "Савой", не то где-то
еще, а потом адвокат твоего отца огласил его на суде, - письмо, полное
мольбы, даже трогательное, если в то время тебя что-либо могло тронуть, -
словом, все твое поведение было причиной того, что я шел на губительные
уступки всем твоим требованиям, возраставшим с каждым днем. Ты взял меня
измором. Это была победа мелкой натуры над более глубокой. Это был пример
тирании слабого над сильным, - "той единственной тирании", как я писал в
одной пьесе, которую "свергнуть невозможно".
И это было неизбежно. Во всех жизненных взаимоотношениях человеку
приходится искать moyen de vivre [образ действий (фр.)]. В отношениях с
тобой надо было либо уступить тебе, либо отступиться от тебя. Другого
выхода не существовало. Из-за моей глубокой, хоть и опрометчивой
привязанности к тебе, из-за огромной жалости к недостаткам твоего
характера и темперамента, из-за моего пресловутого добродушия и кельтской
лени, из-за того, что мне как художнику были ненавистны плебейские
скандалы и грубые слова, из-за полной неспособности обижаться, столь
характерной для меня в те времена, из-за того, что мне неприятно было
видеть, как уродуют и портят жизнь теми мелочами, которые мне, чей взор
всегда был устремлен на другое, казались слишком ничтожными, чтобы уделять
им какое бы то ни было внимание хотя бы на миг, - по всем этим несложным с
виду причинам я всегда уступал тебе; как и следовало ожидать, твои
притязания, твои попытки захватить власть, твои требования становились все
безрассудней. |