|
Меня интересует ее фамилия. – Все, что мне известно, – это Жанет. С нами ничего не случится, если вы ее тоже так назовете. – Шталь, – сказала Тина, – Жанет Шталь. – Благодарю вас. Воллен был предположительно жив, когда Эд вышел из кабины, поскольку следом за ним туда вошла мисс Шталь. Она заявила, что видела его живым и невредимым. А мистер Фиклер? У них у обоих была возможность… А какие возможности были у остальных? – Вы не должны забывать, – сказал я, – что в парикмахерскую я пришел побриться и проявил не более чем естественное любопытство. Поэтому мне пришлось быть предельно осторожным, чтобы не перейти дозволенной границы. Из того, что мне рассказал Эд, можно заключить, что возможности у всех были неограниченные, он исключает одного себя. Как вам известно, сотрудники постоянно забегают за перегородку, то за одним, то за другим. Эд не мог припомнить, кто туда ходил, а кто – нет в течение этих десяти пятнадцати минут. Тут можно совершенно спокойно поспорить, что другие этого тоже не знают. Раз полицейские их специально об этом спрашивали, значит, Карл и Тина – не единственные подозреваемые. Как выразился Эд, полиция «добывает» доказательства и продолжает еще этим заниматься. Вулф молча кивнул головой. – Это также показывает, – продолжал я, – что у них нет пока ничего путного: вроде отпечатков пальцев на машине или на ножницах. Ничего, за что можно было бы ухватиться… Они, разумеется, ищут Карла и Тину, и вы прекрасно знаете, что произойдет, когда их найдут. Однако улик нет. Вообще то ваше предложение подержать Карла и Тину у нас в доме до той поры, пока полиция схватит преступника, имеет смысл. Но ведь вы же первый возражаете против присутствия женщины в нашем мужском обществе, а через несколько месяцев это просто начнет действовать нам на нервы. – Никуда не годится, – заговорила Тина задыхающимся шепотом. – Умоляю, отпустите нас и не беспокойтесь. Мы попробуем что нибудь сделать, а уж если не выйдет, то… Вы – удивительный детектив, но даже вам не под силу тут справиться. Вулф не обратил внимания на ее слова. Он откинулся на спинку стула, закрыл глаза и тяжело вздохнул. По тому, как задвигался его нос, я понял: он подготавливает себя к мысли, что ему придется усиленно поработать. Пригласить Пэрли он не мог, это я твердо знал. Ему не позволяло это сделать собственное самолюбие. Которое он почему то называл «самоуважением и профессиональной гордостью». Чета Вардас смотрела на него если не с надеждой, то уже и без недавнего отчаяния. Мне думается, что у них наступил период безразличия и покорности, когда человек перестает сопротивляться обстоятельствам. Я тоже наблюдал за физиономией Вулфа, за его носом, потом пришел черед губ: он принялся то втягивать их, то сильно выпячивать, что означало, что он примирился с неизбежностью и пускает в ход свою мыслительную машину. Иной раз я наблюдал подобные упражнения чуть ли не в течение часа, но сейчас они продолжались несколько минут. Вулф вздохнул, открыл глаза и обратился к Тине: – После разговора с Фиклером тот человек допрашивал вас первой, так? – Да, сэр. – Повторите мне все, что он говорил, что спрашивал. Мне нужно знать каждое слово. Я считаю, что при сложившихся обстоятельствах Тина прекрасно справилась с задачей. Убежденная, что ее судьба решена и что вопросы Воллена уже не в силах ее изменить тем или иным образом, она все же старалась изо всех сил. Тина сосредоточенно нахмурила брови и приняла такой вид, будто хочет вывернуться наизнанку. |
