|
Но она не обладала натренированной памятью, и ее отчет страдал неточностями. Когда она замолчала, Вулф спросил: – Вы уверены, что он вам не показал никакого предмета? – Да, уверена. – Он не спрашивал вас ни о какой вещи в парикмахерской? – Нет. – И вообще не упоминал ни о какой вещи? – Нет. – Ничего не вынимал из кармана? – Нет. – У него была газета. Он достал ее из кармана? – Нет. Я уже говорила: когда он вошел в кабинку, газета была у него в руках. – В руках или же под рукой? – В руке, я думаю… Я уверена. – Была ли она сложена? – Ну да, газеты всегда сложенные. – Миссис Вардас, постарайтесь представить себе эту газету в его руке… Я обращаю на нее внимание потому, что больше не с чего начать, а нам нужно найти какую нибудь зацепку. Была ли газета сложена таким образом, будто она раньше лежала у него в кармане? – Нет. Ее не перегибали больше, чем обычно. Это была «Ньюс». Когда он сел, он положил ее у своей правой руки. Я убрала кое что со стола, чтобы освободить ему место, и газета лежала точно так, как на журнальном столике. Нет, он ее не перегибал. – Вы не заметили в ней ничего необычного? Тина покачала головой. – Газета как газета. Вулф повторил то же самое с Карлом и получил примерно такие же ответы. Никаких предметов ему не предъявляли и ничего не показали. А пресловутая газета действительно лежала на краю столика, и Воллен ее не касался в ходе разговора. Карл был практичнее Тины, он не затрачивал столько усилий, чтобы припомнить точные слова Воллена. Под конец Вулф отказался от попытки получить от них то, чем они не располагали. Он снова откинулся назад, сжал губы, закрыл глаза и принялся выстукивать какую то мелодию кончиками пальцев на подлокотниках. Карл и Тина переглянулись. Потом Тина встала со стула, подошла к мужу и пригладили ему волосы. Заметив, что я смотрю на нее, она покраснела, один бог знает почему, и снова вернулась на свое место. Наконец Вулф разлепил веки. – Проклятье! – сердито буркнул он. – Даже если бы я мог сделать ход, мне пришлось бы от него отказаться. Ведь стоит только шевельнуть пальцем, как Кремер поднимет крик, а у меня нет для него намордника. Все усилия… Во входную дверь позвонили. Во время обеда Фрицу было сказано, что он может не обращать внимания на эти сигналы, поэтому я поднялся, пересек холл и направился к двери. Но сделал всего четыре шага и остановился: сквозь дверное стекло, пропускавшее свет только с одной стороны, мне были хорошо видны красное обветренное лицо и широкие плечи посетителя. Я вернулся и кабинет и кратко доложил Вулфу: – Явился человек, который сядет в красное кресло. – Вот как? – Он поднял голову. – В переднюю комнату быстро. – Я мог бы сказать ему… – Нет. Карл и Тина, предупрежденные нашим тоном, были уже на ногах. Снова раздался звонок. Я подбежал к двери в соседнюю комнату и распахнул ее, скомандовав: – Быстрее проходите сюда! Они повиновались без звука, будто знали меня многие годы и полностью мне доверяли. Впрочем, у них не было выбора. Когда они вошли в комнату, я распорядился: – Отдыхайте и сидите тихо. Закрыв дверь, я взглянул на Вулфа. Тот кивнул. Тогда я отправился в холл, распахнул входную дверь и по деловому, но вежливо, сказал: – Привет! Ну, что теперь? Инспектор Кремер ворчливо бросил: – Можно было бы открыть и поживее! Глава 4 Вулф при желании умеет передвигаться быстро, я много раз видел это собственными глазами. |
