Прежде всего, миссис Андерсон - особа значительно
более приятная для семейной жизни, нежели миссис Даджен. На что миссис
Даджен не преминула бы возразить, и довольно резонно, что у миссис Андерсон
нет детей, требующих присмотра, нет кур, свиней и домашней скотины, -есть
постоянный, твердый доход, не зависящий от урожая и ярмарочных цен, есть
любящий муж, за которым она живет как за каменной стеной, - короче говоря,
что жизнь в пасторском доме настолько же легка, насколько она тяжела на
ферме. Это все верно. Но объяснить факт - еще не значит его опровергнуть; и
как ни мала заслуга миссис Андерсон в том, что она сумела сделать свой дом
приятным и радостным, нужно признать, что ей это удалось в полной мере.
Внешними вещественными знаками ее социального превосходства служат дорожка
на полу, потолок, оштукатуренный в просветах между балками, и стулья - хотя
и без обивки, но отполированные и покрашенные. Искусство представлено здесь
портретом какой-то пресвитерианской духовной особы, гравюрой рафаэлевской
<Проповеди святого Павла в Афинах> и подаренными к свадьбе часами рококо
на полке над очагом, по сторонам которых выстроены в строгом порядке две
миниатюры в рамках, две глиняные собачки с корзинками в зубах и две большие
морские раковины. Очень украшает комнату низкое и широкое, почти во всю
стену, окно с решетчатым переплетом, задернутое до половины высоты
маленькими красными занавесками. Дивана в комнате нет; но около шкафа стоит
нечто вроде деревянного кресла с резной спинкой, достаточно широкого для
двоих. В общем, это как раз тот тип комнат, возврат к которому благодаря
усилиям мистера Филиппа Уэбба и его последователей в искусстве интерьера
стал в конце концов идеалом девятнадцатого века, хотя пятьдесят лет тому
назад ни один уважающий себя священник не стал бы жить в такой комнате. Уже
вечер, и в комнате темно, только уютно тлеют угли в очаге да в окно
проникает тусклый свет масляных уличных фонарей; видно, что идет ровный,
затяжной, теплый, не подгоняемый ветром дождь. На городских часах бьет
четверть, и в комнату входит Джудит с двумя свечами в глиняных подсвечниках,
которые она ставит на стол. От ее утренней самоуверенности не осталось и
следа; она полна страха и тревоги. Подходит к окну и смотрит на улицу.
Первое, что она видит там, - это ее муж, под дождем торопящийся домой. У нее
вырывается короткий вздох облегчения, очень похожий на всхлип, и она
поворачивается к двери. Входит Андерсон, закутанный в насквозь промокший
плащ.
Д ж у д и т (бросаясь к нему). О, наконец-то, наконец-то ты пришел!
(Хочет обнять его.)
А н д е р с о н (отстраняясь). Осторожно, моя дорогая, - я весь мокрый.
Дай мне раньше снять плащ. (Ставит перед очагом стул спинкой к огню,
развешивает на нем плащ, стряхивает капли воды со шляпы и кладет ее на
решетку очага и тогда только поворачивается к Джудит и раскрывает ей
объятия. |