– Обмен кровью, – сказала Рейчел и облизала палец. – Он берет у нас кровь, но немного и дает. С тех пор как я начала кормить его, я приобрела способность видеть в темноте. Я могу гнуть колесные диски.

И она посмотрела на меня из‑под длинных ресниц, чтобы понять, как я приняла это откровение.

Я задумалась, а Рейчел нахмурилась: должно быть, моя реакция ее разочаровала. Возможно, она ожидала, что я ужаснусь или заинтересуюсь.

– И с 1981 года у меня ремиссия лейкемии, – прозаически сказала Наоми. – Джой говорила, что она всегда была медиумом, но после того как ее принял Стефан, она научилась двигать вещи, не касаясь их.

– Немного, – вмешалась Рейчел. – Она могла только протащить ложку по столу. Наоми покачала головой.

– Вампиры очень помогают при таких болезнях крови, как рассеянный склероз и многие другие. Стефан добился определенного успеха и с болезнями, связанными с иммунитетом, прежде всего ВИЧ‑инфекцией. Но раковым больным, за исключением страдающих лейкемией, Стефан помочь не мог. Не мог помочь и тем, у кого уже развился СПИД, как у Томми.

– Значит, Стефан пытался создать политкорректного вампира? – спросила я. Эта мысль ошеломляла. – Так и вижу заголовки: «Злой вампир хочет одного: спасать людей». Или еще лучше: «Поместье вампиров. Приходите в нашу современную общину. Мы излечим ваши болезни, сделаем вас сильнее и дадим вам вечную жизнь!»

– Присоединяйтесь к нам за ланчем! – добавила Рейчел, скаля в улыбке зубы.

Наоми бросила на меня холодный взгляд.

– Я думаю, Стефан не честолюбив. И столкнулся с проблемами.

– Марсилия?

– М‑м‑м. – Наоми как будто задумалась. – Уже довольно давно Марсилия лишь номинальный глава. Стефан говорил, что она дуется из‑за своего изгнания. Но с прошлого года она начала кое‑что замечать. Стефан надеялся, что она поддержит его усилия. Заставит и остальных по– человечески относиться к своим зверинцам.

– Но… – начала я.

– Но со всем, чем занимается Стефан, возникают проблемы. Прежде всего, немногие вампиры способны содержать столько людей, сколько он, а если нас меньше двенадцати, мы начинаем умирать. И вампиры не относятся к нам, как Стефан. Немногие вампиры умеют заставить своих овец полюбить их.

Тут она посмотрела на Рейчел.

– Стефан говорил, что самая большая проблема – самоконтроль, – сказала Рейчел, не обращая внимания на Наоми. – Вампиры хищники. Они убивают свою добычу.

Наоми кивнула.

– Большинство предпочитает не сдерживаться. Они говорят, что это уничтожает наслаждение кормлением. И потом, во время кормления все они время от времени срываются. Даже Стефан. – На мгновение в ее глазах промелькнул ужас, но она опустила ресницы и спрятала его. – Чем дольше человек принадлежит вампиру, тем труднее вампиру не убить его. Стефан говорил, что с привязанными стремление убить особенно сильно и со временем только крепнет. В последние годы он на многие месяцы отправлял Джой в ее семью в Рино. И это стремление охватывает всех вампиров, а не только тех, к кому привязан человек. Поэтому Стефан и не убил Андре сразу. Дэниэл мог стать случайной жертвой.

– А зверинец самого Андре долго не живет, – сказала Рейчел. – Он не создал ни одного вампира, кроме Дэниэла, потому что убивает задолго до того, как это становится возможно.

Не знаю, что она увидела в моем лице, только очень быстро начала говорить, что Андре совсем не злой.

– Не такой, как Эстелла и другие, кто любит играть со своей пищей.

Но я ее не слушала, я смотрела в залитое слезами лицо Дэниэла.