– Чудак ты, Борька! – сказал он неожиданно мягким тоном. – С ума сойти, какой ты чудак! Ну чего ты прячешь голову в песок, словно страус? Разве дело в том, обиделся я на твоего тезку и дубля или не обиделся? Совсем не в этом дело…

Тут Аркадий помолчал немного, а потом, глядя прямо перед собой, очень медленно и спокойно выговорил:

– Я ведь действительно убил Аркадия Левицкого!

ЛИНЬКОВ ОПЯТЬ НИЧЕГО НЕ ПОНИМАЕТ

Линьков смотрел на Бориса и никак не мог разобраться в своих чувствах: то ли огорчает его эта встреча, то ли радует. «Пожалуй, больше радует, чем огорчает, – решил он. – Что рановато чуточку мы встретились, это пережить можно, как‑нибудь разберемся. А вот то, что Борис Стружков все же вернулся, – это замечательно! Как ему удалось вернуться и чего мы не поняли, не учли, не смогли предусмотреть – это потом. А сейчас – вот он, живой‑здоровый Борис Стружков, вернулся из прогулки во времени, и стоять с ним рядом – это уже само по себе переживание!»

Изобретатель машины времени и первопроходец хроноса выглядел довольно‑таки невесело, это Линьков сразу отметил. Лицо у него было серое, осунувшееся, глаза воспаленные, и держался он как‑то скованно, будто не знал, на что решиться и куда идти.

– А, здравствуйте… – тоже скованно и неловко пробормотал Линьков. – Вы, значит, пришли?

Стружков будто и не заметил нелепости этого вопроса. Он мотнул головой, словно отгоняя какие‑то свои мысли, и медленно, нехотя проговорил:

– Да… пришел вот. А вы… вы со мной хотите говорить?

Линьков удивленно посмотрел на него.

– Нет. Я, собственно, к Шелесту. Но с вами мне, конечно, поговорить хочется! Я вам домой только что звонил, кстати.

– Звонили? Мне? Ах да… – Борис хмурился, словно стараясь что‑то сообразить. – Погодите, я что‑то не пойму… Почему же вы звонили?

– Как, то есть, почему? – изумился Линьков. – Вы записку оставили… ну, насчет перехода, а потом не являетесь…

– Не понимаю… Как это: потом не являюсь? – растерянно сказал Борис. – А куда делась записка… и журнал с расчетами?

– Шелест забрал, – объяснил Линьков, с недоумением глядя на него. – Вас же не было утром, мы забеспокоились, пошли в лабораторию…

– Ах, ну да… Значит, Шелест знает. И вы… А еще кто?

– Не знаю. Шелест, по‑моему, созывает небольшое совещание по этому поводу. Он Чернышева при мне вызывал и еще кого‑то. Но пока у него ученый совет заседает. Кстати, надо его известить, что вы здесь, а то он вас ждет не дождется…

– И опять не понимаю, – тоскливо проговорил Борис. – Как это он может меня ждать? И вы тоже, говорите, звонили, искали… Ах, ну да! Вахтер сказал, наверное? И вы догадались? Неужели можно было догадаться…

– С вахтером я потом поговорил. Сначала Шелест подсчитал по расходу энергии, что камера не только ушла в прошлое, но и вернулась назад с полной нагрузкой… примерно соответствующей вашему весу.

– Понятно… – протянул Стружков. – А вы, значит, в хронофизике ориентируетесь?

– Пришлось отчасти разобраться, – суховато ответил Линьков, слегка обидевшись. – И ваши лекции не пропали даром…

– Мои лекции? – искренне удивился Борис. – Я никогда лекций не читал! Ах да, вы, наверное, имеете в виду разговоры… – Он осекся и замолчал.

«Да что ж это с ним? – недоумевал Линьков. – Может, переход так подействовал? Все‑то он перезабыл».