Он не знал, что и думать: рассказ Бориса звучал теперь гораздо более правдоподобно. «Э, за счет интонаций! – вдруг обозлившись, решил он. – Опять он в роль вошел, вот и все. А сочиняет по‑прежнему чушь. Взрослый парень, и знал ведь все это заранее, с чего бы он так уж растерялся?»

– Ну вот… И я даже понять не могу, чего меня туда понесло! – уныло сказал Борис.

– Куда это? – изумленно осведомился Линьков.

– Да вот! – Борис с ожесточением махнул рукой в сторону хронокамеры. – Понимаете, я туда случайно глянул и вижу: стоит там подставка, здоровенная такая! А я твердо знаю, что никакой подставки у меня в камере не было! И я вот так, ничего толком не сообразив, сунулся туда… Мне бы, дураку, подумать хоть минуточку, но где там! Совсем я был не в себе. Ну, мне, конечно, и в голову не пришло, что она на автоматику включена… Я только здесь понял, в чем дело. В общем, сунулся я туда – меня и швырнуло…

– Почему же вы обратно не отправились? – поинтересовался Линьков.

– Я… ну, просто я никак не мог разобраться, что произошло. Я не мог понять, почему меня швырнуло и куда я попал…

– Как же это? – удивился Линьков. – Ведь записка тут на столе лежала и расчеты…

– Ну да, вот записка… Но я все равно не сразу понял…

– А теперь вы уже понимаете? Разобрались во всем?

– В основном, пожалуй, да… С Ниной поговорил… Понял, какая путаница получилась… по моей вине…

– Берестова, очевидно, с утра была с вами?

– Да, я ее у дома подстерег. Мы долго разговаривали. Потом на телефонную станцию ходили…

– Зачем? – удивился Линьков.

– Да телефоны эти проклятые, – сказал Борис, – покою они мне не давали. Почему они все не работали, будто сговорились!

– Да, довольно странно, – согласился Линьков.

– Вот и Нина не могла поверить. Да оно и понятно. А вот, представляете, оказалось, что двадцатого мая с двадцати двух до двадцати четырех часов кабеле ремонтировали как раз в нашем районе. И отключили на два часа весь участок…

«Это уж он вряд ли сочиняет, – подумал Линьков, – это проверить можно, он же понимает. Но если не врет, что же тогда все это означает?»

– Ну ладно. – Линьков тяжело вздохнул. – Позвоню‑ка я Шелесту, а то вдруг Тамара забыла передать… Да! Один только вопрос еще: вы, когда были там, записку Левицкого не видали?

Борис внезапно покраснел как рак и жалобно сказал:

– Ну я же говорил вам, что у меня полное помрачение было! Впрочем, на этот счет у меня даже имелись кое‑какие соображения. Я как представил себе, что приедет «скорая помощь» и начнут все записку эту читать… Ну, а потом я попал в хронокамеру и меня швырнуло… Ну, идиотизм получился ужасающий!

– То есть… – ошеломленно спросил Линьков, не веря своим ушам, – вы хотите сказать, что взяли записку?!

Борис тоскливо посмотрел на него и сунул руку во внутренний карман.

– То‑то и беда, – сказал он, протягивая Линькову листок. – Именно вот, взял я записку… И наделал же я дел!

В эту минуту задребезжал телефон.

12

Борис‑76 весь позеленел, когда Аркадий это сказал. Я и сам, наверно, выглядел немногим лучше. Такое услышать, даже если ждешь…

– Т‑ты что, Аркадий?! – запинаясь, выговорил Борис. – Как это: действительно убил?! Ты что?!

– «Ты что, ты что»! – вдруг заорал Аркадий.