Вошел я на проходную – и только тут меня осенило! Но назад уже ходу нет! Однако, гляжу, Макарыч мне улыбается как ни в чем не бывало и говорит: «Поздненько вы сегодня! Устали небось?» Я совсем обалдел! Что‑то буркнул в ответ – и скорей на улицу. Думаю‑думаю: что же случилось? И ничего сообразить не могу… То есть понимаю, что Аркадий, очевидно, не… не сделал…
– А почему ты, собственно… – начал Борис и запнулся. – Ах, ну да… ты договорился, что он примет снотворное после твоего ухода?
У Аркадия лицо свела судорога. Всем нам опять стало тяжело. Но, в конце‑то концов, никуда от этого вопроса не уйдешь. Надо только без эмоций, по‑деловому…
– А как вам вообще пришла в голову такая идея? – спросил я. – Вы так сразу и договорились, при первой встрече?
– Нет, не сразу, – помолчав, ответил Аркадий. – После первого перехода я немного подладил камеру, сделал второй переход, потом третий. Из камеры я не выходил, так что возвращался каждый раз в свой мир. Потом не утерпел… Перемещался я, разумеется, вечером, когда в зале уже не работали. Но я сообразил: раз я выйду, то вмешательство в прошлое неизбежно совершится, пусть даже небольшое, и через два года на том конце, в будущем, некому будет камеру включить…
Я снова вспомнил погасший глазок своего пульта. Что и говорить, Аркадий куда лучше меня продумал все последствия… Аркадий помедлил и сказал, смущенно улыбаясь:
– Вот поэтому мне и пришлось в обязательном порядке встретиться с самим собой.
– Почему же в обязательном порядке? – не понял я.
– А к кому же мне было обратиться, как не к самому себе? Я договорился, что он через два года повторит мой опыт – отправит в прошлое камеру и включит ее на автомат, чтобы я мог вернуться, – объяснил Аркадий.
– Вот это да! – ошеломленно пробормотал Борис.
Решение Аркадия было не просто эффектным: оно вытекало из всей логики наших представлений о времени и одновременно выглядело так парадоксально, что не каждый бы до него додумался. Но Аркадий есть Аркадий!
– Так что действия мои были в известной степени предрешены заранее, – без воодушевления продолжал Аркадий. – Мне повезло, я застал Аркадия в лаборатории. Впрочем, я помнил, что в тот период он… то есть я… часто засиживался там один. Это было шестнадцатое мая…
Я покраснел. Борис‑76 – тоже.
– Ну, свои эмоции я описывать не буду, – скороговоркой сказал Аркадий,
– вы сами сегодня это испытали. В общем‑то, конечно, ради одного этого стоило… Говорили мы долго, допоздна. Тогда и сообразили… Кто первым высказал идею, не помню, да это и неважно, думали‑то мы одинаково… Решили действовать, назначили встречу на двадцатое. Потом я отправился в зал. Ребята, до чего странно было входить в камеру и знать, что ее включил два года спустя человек, который только что с тобой говорил, который еще здесь… В общем, переместился я обратно, встретил того же Аркадия, только на два года старше. Посмеялись: почему это, мол, я так опоздал на свидание
– на целых два года? Потом я кое‑как перекантовался четыре дня на нелегальном положении в 1976 году.
– А это еще зачем? – удивился я.
– Да просто у меня поле было рассчитано точно на два года. А пересчитывать все из‑за этих четырех дней… Знаешь, расчеты у меня очень сложные, делать их наспех, да еще в таких условиях…
– Дал бы тому Аркадию, – посоветовал Борис‑76.
– Ну… тоже и ему с этим возиться, на глазах у Бориса…
– Это у меня, что ли? – заинтересовался Борис‑76. |