одного человека, тем более в такой прямой и трагической форме.

   - Но ведь  я  должен  был  искусственно  заострить  и  подчеркнуть  все

главное. Конечно,  моя  модель  не  уменьшенный  макет,  а  скорее  символ

внутреннего мира Клода. Логический вывод из его посылок.

   - Возможно, ты и прав, - помолчав, ответил Марсель. - Но вообще  -  что

за мрачная идея! Ты, Робер, прости меня, не обращался к психиатру?  Или  к

этим, как их, психоаналитикам?

   - Зачем мне психоаналитики? Я и без них понимаю, что меня  толкнуло  на

этот эксперимент. Я привык отвечать за Клода еще со времен лагеря. Хоть он

и был старше меня, но всегда искал моей поддержки, так уж получалось.  При

всех своих  удивительных  способностях  он  был  совершенно  беспомощен  и

беззащитен в повседневной жизни. Как большая птица с подрезанными крыльями

- взлететь и оторваться от земли ей надолго нельзя, а ходить по земле  она

не умеет. Да... Многие  считают,  что  телепатические  способности  -  это

проявление атавизма. Но как бы там ни  было,  а  мне  Клод  Лефевр  иногда

казался человеком, который из  будущего,  ясного  и  гармонического,  мира

попал в наш жестокий век. И  тут  его  замучили  насмерть  -  и  друзья  и

враги...  Меня  его  глаза  поразили  при  первой  же  встрече,  в  лагере

военнопленных. Я помню: Клод стоял у двери длинного серого барака,  кругом

была осенняя непролазная грязь,  лужи,  и  все  было  такое  же  казенное,

холодное, серое, как этот проклятый барак. Но глаза Клода -  они  были  из

другого мира, говорю тебе! Я с разгона пробежал мимо него, а  потом  сразу

вернулся и уже не мог оторваться от его  глаз,  такие  они  были  ясные  и

страдальческие. Большие, красивые, как у  девушки,  серо-голубые  глаза  с

длинными темными ресницами.

   - Это верно, глаза  у  него  были  необыкновенные,  особенно  когда  он

задумается, бывало. Но во время этих  самых  сеансов  я  на  Клода  просто

боялся глядеть. И глаза у него  становились  мутные  и  страшные,  и  лицо

застывало как-то... бр-р! Как он только выдерживал, действительно...

   Они долго молчали.

   - Что же мне делать, по-твоему? - спросил, наконец,  Робер.  -  Идти  в

полицию? Можешь мне поверить, я колеблюсь не из страха. Мне легче было  бы

отсидеть, сколько положено,  в  тюрьме,  чем  вот  так,  как  сейчас...  Я

Констанс не то что в глаза не смею смотреть, я... ну, да что говорить, сам

понимаешь...

   - Насчет полиции  ты  брось,  это  ни  к  чему.  Тебя  почти  наверняка

оправдают, а пока что ты потащишь за собой на скамью подсудимых Констанс и

наделаешь шуму. Кому от этого  будет  легче,  спрашивается?  Если  жаждешь

славы, иди в редакции  вечерних  газет,  они  тебя  благословят  за  такую

сенсацию.

   - Ты вправе издеваться надо мной, я заслужил, - устало сказал Робер.  -

Но пойми хоть одно: я вынужден был действовать!  Вся  эта  история  быстро

кончилась бы катастрофой.