Изменить размер шрифта - +
Понимаешь? Я и то

старался снимать и приглушать слишком сильные реакции - ну, когда  уходила

Валери, потом Натали, отец... Я оставлял ему память об этом, но приказывал

воспринимать это спокойней, более философски, что ли...

   - Просто черт знает что! - пробормотал Марсель, наливая себе вина. - Ты

объяснял-объяснял, а я все-таки не понимаю, как это все возможно. Ну,  вот

хотя бы то, что он стал "прозрачным" для всех.

   - Ну, это получилось само собой. Было бы немного сложней  внушать  ему,

что он понимает всех, а сам непроницаем, пока не выскажется. Создалась  бы

путаница в восприятии... Ну, и для моих целей был полезней  этот  вариант:

чтобы Клод понял, как это тяжело для других...

   - Ладно, - вздохнув, сказал Марсель. - Я в этой  вашей  чертовщине  все

равно не разберусь как следует. Но,  значит,  ты  затеял  всю  эту  жуткую

историю для того, чтобы переубедить Клода. А в чем? Я и  этого  что-то  не

понимаю. В том, что борьба за мир возможна?  Но  что  ж  ты  ему  доказал?

Скорее уж обратное. Да и вообще, что за методы...

   - Ах, да не в этом дело! - нетерпеливо ответил Робер.  -  При  чем  тут

борьба за мир? Ты пойми, ведь он ослеп, он  шел  по  краю  пропасти,  и  я

видел, что он вот-вот свалится и, пожалуй,  потащит  за  собой  всех.  Ну,

представляешь себе, что это значит, когда человек делает ставку  на  одно,

только на одно? И вдобавок на самые хрупкие, самые ненадежные чувства?

   - Почему же самые ненадежные? Любовь, дружба, семья...

   - Не будем об этом спорить, хотя я считаю, что любовь между  родителями

и детьми - чувство сложное и обычно одностороннее.  Но  если  от  любви  и

дружбы, даже самой искренней, требовать  слишком  многого,  она  неизбежно

надломится. Таков уж закон жизни.  Это  все  равно,  что  впрячь  скаковую

лошадь в телегу ломовика. Если ты попробуешь отгородиться любовью от всего

мира и  видеть  в  ней  единственное  спасение  и  единственную  подлинную

ценность, ты проиграешь неминуемо. Проиграешь, как ты ни цепляйся  за  эту

любовь!

   - Ну, я-то ничего подобного и не собираюсь делать, меня ты не агитируй,

- сказал Марсель. - Но как получилось, что Клод так ухватился за эту  свою

идею насчет внутренних очагов сопротивления? Как могло случиться, что Клод

Лефевр, лагерник, отличный боец,  идеально  честный  человек,  -  и  вдруг

увлекся такой теорией... Ведь если разобраться, это мещанство!

   - Вот видишь!  Это  я  ему  как  раз  и  пытался  втолковать!  Парадокс

заключается в том, что мое определение его глубоко оскорбляло: он искренне

ненавидел мещан! И был уверен, что его теория - именно антимещанская.  Что

эти очаги  внутреннего  сопротивления  станут  форпостами  будущего  мира,

гармонического, прекрасного и доброго.

   - Как же ты это объясняешь? - спросил Марсель.

   - Я думаю, что он был слишком глубоко  травмирован  войной.  Психика  у

него сверхчувствительная, для  таких  тонких  организаций  годы  лагеря  -

это...

   - Но он же превосходно держался в лагере!

   - Боюсь, что никто из нас не понимал, чего это  ему  стоило.

Быстрый переход