сердись, иначе я не могу.

   Констанс посмотрела на Робера, но тот стоял, опустив голову,  и  словно

разглядывал что-то у  себя  под  ногами.  Тогда  она  слегка  вздохнула  и

сказала:

   - Как хочешь, Клод.

   - Ты знала об этом? - вдруг спросил Клод.

   Констанс заколебалась.

   - Знала... то есть не обо всем... так,  в  общих  чертах,  -  с  трудом

выговорила она. - Мы хотели...

   - Я понял, чего вы хотели, - без выражения произнес Клод. - Спасибо. Ты

правдива, как всегда. Как почти всегда, впрочем. Теперь я  знаю  все,  что

мне нужно.

   - Для чего? - сдавленным голосом спросила Констанс.

   - Для решения задачи, - так же  бесстрастно  и  невыразительно  ответил

Клод.

   Сизый  табачный  дым  извилистыми  полосами  плавал   по   комнате   и,

подхваченный легким током воздуха, устремлялся в окно. На  низком  столике

темнела большая пепельница, доверху забитая окурками.

   Робер встал и подошел к окну.  Но  тут  же  отошел,  нервно  передернув

плечами.

   - Я вспомнил, как он подошел к этому окну, и понял, что  никакой  войны

не было... - глухо сказал он. - Спасибо, что ты пришел. Я уж совсем...

   Марсель покачал головой. Его худое нервное лицо, изуродованное  большим

шрамом, наискось идущим от виска к  подбородку,  выражало  неодобрительное

удивление.

   - Ты пей, - сказал он, подвигая Роберу недопитый бокал вина. -  Все  же

легче будет разговаривать... Я чего не могу понять - это как вы с Констанс

могли его отпустить одного в таком состоянии.

   - Он заявил, что хочет быть один.  Ничего  тут  нельзя  было  поделать.

Констанс поехала вслед за ним  в  такси,  увидела,  что  он  действительно

отправился домой. Она несколько раз потом звонила Клоду, просила, чтоб  он

позволил ей прийти. Он решительно отказывался. Потом перестал отвечать  на

звонки. Она ходила по другой стороне улицы, видела, что он сидит в  кресле

у окна, курит. Около  часу  ночи  он  перешел  в  спальню,  зажег  ночник.

Констанс немного успокоилась, вернулась ко мне. На рассвете она  разбудила

меня и сказала, что Клод умер. Мы поехали на авеню Клебер и  еще  издалека

увидели  санитарную  машину,  полицию...  Он  был  уже  мертв...  Ну,  сам

понимаешь, с пятого этажа на тротуар...

   - Все-таки надо было иначе...

   - Ничего бы не помогло. Он так решил, значит, он сделал бы это рано или

поздно. Нервы у него были чувствительны, как у девушки, и он  считал  себя

малодушным и слабовольным, но на самом деле воля  у  него  была  стальная.

Убить его было нелегко. Он правильно сказал, что  эсэсовцам  бы  этого  не

добиться, - это  мог  сделать  только  я,  его  лучший  друг,  при  помощи

Констанс.  Ты  пойми,  Марсель,  это  лишь  видимость  самоубийства.   Это

убийство, и я убийца. Ты юрист, ты должен это понимать.

   - Ладно, пусть будет так, если ты настаиваешь. Но  почему  ты  все  это

затеял? Ты что, не понимал, какая это опасная игра? Да и Констанс.