Констанс смотрела на серое, осунувшееся лицо Клода - лишь легкое
подергивание век говорило о том, что он жив.
- Все же я не понимаю, Робер, - тихо произнесла она, - как дошло до
этого. Я ведь все время чувствовала, что ему плохо. А вы... разве вы не
чувствовали?
Робер колебался.
- Видите ли, это был очень сложный эксперимент... - Он вдруг замолчал.
Констанс повернулась к нему.
- Сложный эксперимент? - медленно переспросила она. - Но ведь речь шла
просто о гипнотическом внушении!
- Это и было гипнотическим внушением, - Робер шарил по карманам, ища
спички. - Только не простыл... Ну, вы же знаете, с Клодом ничто не просто.
- Да. Так что же все-таки? - Констанс глядела ему прямо в глаза.
- Я не мог просто внушить ему, чтоб он забыл. Или переменил мнение. Это
была его idee fixe, центр его жизненной философии... Ну, все это, с
телепатией, с подлинной связью между близкими людьми, с очагами
сопротивления... Надо было наглядно показать ему, что получится, если
Светлый Круг...
- Пожалуйста, продолжайте, - без выражения сказала Констанс.
- Ну, если Светлый Круг окажется реальностью... в условиях... в
условиях третьей мировой войны. Если все кругом погибнут, а останемся лишь
мы, которых он держит своей любовью. И все будет зависеть от его любви и
нашего взаимопонимания.
Констанс долго молчала, опустив голову.
- Я не понимаю, как это было возможно, - наконец сказала она.
- Ну, я все заранее продумал и подготовил... Гипноз... И потому у нас с
ним ведь существовала прочная телепатическая связь, так что я мог в
известной степени контролировать опыт... Ему я обещал продемонстрировать
опыты с электродами... Это я тоже делал для перебивки, вызывал различные
воспоминания...
- Значит, Клод все это время был уверен, что началась война? - ровный
голос Констанс слегка дрогнул, она откашлялась. - Но ведь война была его
постоянным кошмаром, из страха перед войной он и придумал всю свою теорию!
Теперь я понимаю... Боже, Робер, вы не должны были этого делать! Это может
его убить!
- Я... нет, я в самом деле не подозревал, что он до такой степени болен
страхом перед войной. У него все сводилось к мыслям о войне и к
воспоминаниям о лагере.
- Вы-то знаете, что он пережил...
- Но я был вместе с ним, и Марсель, и многие другие, и мы в общем-то
довольно редко об этом думаем.
- Он никогда не забывал. Не мог забыть.
- Теперь я вижу... Констанс, он, кажется, просыпается!
Дыхание Клода стало неровным, он пошевельнулся и простонал. Робер и
Констанс молча стояли у дивана и ждали. Клод открыл глаза и сейчас же,
вскрикнув, зажмурился.
- Клод, милый, что с тобой? - тихо спросила Констанс.
- Ты не ушла... и напрасно, - пробормотал Клод, не открывая глаз; лицо
его было искажено судорогой глубокого страдания.
- У тебя глаза болят? Попробуй открыть глаза, Клод, пожалуйста,
попробуй. |