|
Все равно, может, настанет такое время, когда ей тоже потребуется надраться вдрызг! Внезапно она с удивлением вскинула голову: - Что ты делаешь? Он повернулся к ней спиной и стоял, опершись о перила, делая вид, что не слышит окрика: - Владимир! Иди сюда! Это была ошибка. Как ни странно, она сама это смутно почувствовала, и в голосе ее отразилась тревога. - Владимир! Он повернулся к ней, и ее поразило выражение его лица. Никогда еще оно не казалось таким спокойным, все черты выступили как-то особенно ясно, исчезла портившая их припухлость. В глазах появилась какая-то доля той самоуверенности, за которую она попрекала дочь. - Что с тобой? Он послушно уселся. Она наклонилась к нему и вдруг увидела две прозрачные капли на кончиках ресниц. - Да ты плачешь? Нет! Он смеялся. Сухим, беззвучным смехом. Потом схватил бутылку виски и стал пить прямо из горлышка. - Владимир... Ты меня прямо пугаешь... Теперь он улыбался совсем незнакомый ей улыбкой. Солнце зашло, зеленоватые отсветы легли на море. Точно такие же были сумерки, когда в свой первый вечер в Севастополе, на борту военного корабля, он писал матери длинное письмо. - Ты сердишься? Ну не надо. Ты же знаешь, как мне плохо живется... Глупо такое говорить, но ты-то ведь знаешь! Только двое меня хорошо знают, ты и Папелье... Он уж до того хорошо меня знает, что выбирается сюда раз в неделю, а остальное время живет себе в Ницце. Владимир рассматривал свои руки. - Да что с тобой такое? - воскликнула она. Что с ним такое? Ах, если бы она догадалась! Что с ним такое? Да просто минуту тому назад, когда он стоял, опираясь на перила балкона, глядя в сад, где в кустарнике сгущались тени, ему внезапно пришло в голову такое простое решение... В мире все было спокойно. Вселенная притихла и погрузилась в дремотную полутьму. И только этот крикливый голос сотрясал прозрачный воздух. Эта женщина кривлялась, лежа на кушетке, вытянув левую ногу в гипсовой повязке. Как легко это сделать! Он убьет ее, и ничто не нарушит тишины, только круги пойдут, как бывает, когда бросишь камушек в воду; круги пойдут все шире и затеряются в бесконечном пространстве... И тогда - конец! Всему этому - конец! Как же он раньше об этом не подумал? Все станет чистым, как прежде. Он отыщет Блини, и они заживут, как когда-то прежде, а по вечерам включат купленный ими граммофончик... - Хватит тебе пить... Он нарочно сделал еще глоток. - Отдай мне бутылку. Оказывается, она пить и не собиралась. Бросила бутылку через перила, разбила. Тогда Владимир все так же спокойно, но с трудом держась на ногах прошел через пустую темную спальню, спустился в буфетную, взял другую бутылку в холодильнике. На кусочках льда лежал острый ножик для скалывания льда, Владимир посмотрел на него, но не взял. - Владимир, - шепнул кто-то, когда он уже шел к лестнице. Эдна, в халатике, стояла у приоткрытой двери своей комнаты. - Она все еще злится на меня? Эдна не поняла, почему он вместо ответа улыбнулся широкой, совсем младенческой улыбкой. Минуту спустя он опять сидел в плетеном кресле возле Жанны Папелье и спокойно наполнял свой стакан. "Если глаз твой причиняет тебе вред, вырви и брось его прочь. |
