|
"Если глаз твой причиняет тебе вред, вырви и брось его прочь..." Почему Владимир никогда раньше не вспоминал этого? Он ведь помнил Евангелие, помнил Экклезиаста. Где же это сказано, что единственное непростительное преступление - обидеть ребенка? А она все говорила! Это невероятно - она все говорила! Может быть, от усилившейся тревоги? - Послушай, дружок... Хочешь, когда я вылечу лапу, уедем куда-нибудь вдвоем? Например, в Швейцарию, высоко в горы, где только снег и чистый воздух. Ему хотелось ответить: “Слишком поздно!” Но он все улыбался. Ему казалось, что от него самого исходит покой этого вечера. Он снова видел Блини и Элен в салоне яхты, возле стола, где лежала колода карт. Блини хохотал, хохотал, как невинный младенец из Священного Писания. Лгал, как дети лгут! Хотел Элен, как ребенок хочет игрушку! - Налей мне! Он налил. Она посмотрела на него снизу вверх - ведь он стоял, а она полулежала. - Ты сердишься за то, что я сейчас тебе сказала? - А что ты мне сказала? Самое странное, что он произнес эти слова по-русски и сказал ей русское “ты”. Она поняла, он ведь кое-чему обучил ее на своем языке. - ., что ты слишком труслив, чтобы меня бросить... - Нет! - Неужели ты можешь уйти от меня, работать как другие, жить как все, кого мы видим на улице? Сейчас - да! Сейчас он все может! - Знаешь, Владимир, я ведь люблю тебя больше, чем если бы ты был мне сыном. Начинается нытье! Как всегда, стоит ей напиться. Скоро расплачется. - Когда я была маленькой, я хотела быть прачкой. Понимаешь, у меня нет честолюбия! Мне хотелось расстилать белые простыни на садовой траве, взбивать мыльную пену руками, закатав рукава... Он отвел глаза. - Пойдем в комнату, если хочешь, - сказала Жанна, повернувшись к темной спальне. - Нет... Нет! Здесь будет лучше! Он сам не понимал, чего он ждет Ему подумалось, что утром, когда он проснулся в пляжной кабинке, ему ничего такого и в голову не приходило. А Лили? Должно быть, пошла в кино. Ни о чем не догадывается . Никто ни о чем. - Собственно, самый счастливый - это тот, кто не думает. Он устало вздохнул. Слишком много она говорит. И вечно одно и то же. Внизу, в гостиной, зажегся свет, очевидно, Эдна туда спустилась. - Обещай, что никогда меня не бросишь, Владимир, дружок ты мой! Он снова встал в нерешительности. Морщины Жанны Папелье растворились в полутьме, но тревога заполняла ее глаза. - Что тебе? А он просто подходит к ней. Лицо его сейчас было лицом безумца или ясновидца. Он только сейчас заметил на светлом небосводе, еще хранившем отблески солнца, серебрящуюся луну. - Владимир! Она через силу засмеялась. Попыталась отодвинуться, но уперлась в спинку кушетки. - Да что с тобой? Что я тебе такое сделала? Он уже был близко, совсем близко - и вдруг резким движением обхватил дрожащими руками ее шею. Она не вскрикнула, у нее только вырвался нелепый какой-то звук, будто ее сейчас стошнит. Он отвернулся, потому что она смотрела прямо на него, глаза ее уже вылезали из орбит, а он не выносил физических страданий. |
