|
Однако он по-прежнему оставался неподвижным. Потом он слегка отодвинулся назад, поднял руки и принялся трясти меня, раскачивая взад и вперед, словно маленького ребенка. То влево, то вправо он отворачивал от меня лицо, причем движения были столь быстрыми, что я не успевал уследить за ними. Он проделывал все с такой легкостью, как будто это ему не стоило никаких усилий, в то время как я безуспешно пытался ударить его, причинить ему боль... Но мои пальцы лишь легко скользили по бледной и мягкой коже, и раз или два мне удалось провести рукой по блестящим темным волосам. – Ты храбрый и сильный, маленький Убийца Волков, – произнес он, и на этот раз голос его был низким, мягким и даже приятным. Перестав сопротивляться, я пригляделся к нему повнимательнее, а когда мне удалось хо-рошенько рассмотреть черты лица, которое я видел в театре лишь мельком, я буквально задох-нулся от ужаса и покрылся холодным потом. Эти глубокие морщины, изогнутый и приоткрытый в насмешливой улыбке рот... – Господи! Помоги мне! Спаси и сохрани меня, Боже!.. – пятясь, беспрерывно повторял я. Мне казалось невероятным, что такое лицо способно двигаться, принимать какое бы то ни было выражение и смотреть на меня с таким волнением, как это. – Господи! Боже мой! – О каком боге ты говоришь, Убийца Волков? – спросил он. Повернувшись к нему спиной, я издал поистине ужасное звериное рычание и почувство-вал, как его руки железной хваткой вцепились мне в плечи. В последней отчаянной попытке я рванулся, стараясь высвободиться, но он резким движением развернул меня лицом к себе, и пря-мо передо мной оказались его огромные черные глаза и улыбающийся сомкнутыми губами рот. Потом он склонился ко мне, и я почувствовал, как его острые зубы вонзились мне в шею. Словно утопленник, выплывший вдруг из глубины на поверхность темной воды и блес-нувший в луче света, на память мне пришло слово, знакомое по старинным преданиям и сказкам, которые я слышал в далеком детстве. – Вампир!!! – прозвучал мой последний, полный ужаса и отчаяния крик, в то время как я продолжал отбиваться от него, чем только мог. А потом все вокруг меня словно застыло, и наступила полная тишина... Я сознавал, что мы по-прежнему находимся на крыше, чувствовал, как крепко обхватили меня руки ужасного существа. И в то же время мне казалось, что мы парим в невесомости и ку-да-то летим в темноте с еще большей легкостью, чем прежде. – Да, да... – хотелось сказать мне. – Именно так. Вокруг меня стоял какой-то мощный гул, как будто кто-то бил в гонг, исполняя на удивле-ние красивую ритмичную мелодию. Звуки эти заполняли все мое существо и доставляли мне неизъяснимое удовольствие. Губы мои шевелились, хотя с них не слетало ни звука. В тот момент это не имело никакого значения. Все, что хотелось выразить прежде, стало вдруг абсолютно ясным, и мне было совер-шенно неважно, что мысли мои оставались невысказанными. Впереди было еще столько време-ни, так много чудесного времени, чтобы успеть что-то сказать и что-то сделать. Спешить совер-шенно некуда. Восхитительно. Мне казалось, что я произнес это слово, хотя губы мои при этом даже не пошевелились, я был просто не в состоянии сказать что-либо. Я вдруг осознал, что даже не ды-шу. И все же кто-то заставлял меня дышать, ритм дыхания совпадал с ударами гонга, но все это не имело ровным счетом никакого отношения к моему телу. Однако я испытывал удовольствие, мне нравился этот ритм, нравилось отсутствие необходимости дышать, говорить и понимать что-либо. Я увидел улыбку матери и сказал ей, что очень ее люблю. «Да, я всегда любила, всегда лю-била...» – ответила она. А потом я увидел себя в монастырской библиотеке... Мне снова было двенадцать лет, и монах сказал: «Ты великий ученый...» И я одну за другой открывал книги и понимал, что могу прочитать их все – будь то на греческом, латинском или французском языке. |
