Ее влажное плечо под его рукой, ее губы красны. Она собрала свои волосы цвета шампанского высоко над ухом. Ее тело возле него переливалось волнующими движениями, когда она поворачивала к нему лицо.
– Если вы обманите меня насчет Парижа, я скажу мистеру Бигу. Если бы я была умной девушкой, я подождала бы, пока вы возьмете меня туда, прежде чем позволить нам... подружиться, – дыхание ее благоухало в знойной ночи.
Он положил ей на плечо вторую руку.
– Батчер, заберите меня из этого горячего мертвого мира. Болота, пещеры, дождь! Мистер Биг пугает меня, Батчер! Возьмите меня от него в Париж! Только не надо притворяться. Я очень хочу уйти с вами, – она едва слышно хихикнула. – Я думаю, я... я вовсе не умная, после всего...
Он прижался ртом к ее губам – и сломал ей шею резким ударом ладони.
Она упала, глаза по‑прежнему были открыты. Гиподермическая ампула, которую она собиралась вонзить ему в плечо, выпала из ее руки, покатилась и замерла у педали газа. Он отнес девушку на плотину и вернулся, до бедер вымазанный тиной. Усевшись он нащупал кнопку рации.
– Все кончено, мистер Биг.
– Хорошо. Я все слышал. Утром можете получить деньги. Очень опрометчиво было с ее стороны пытаться мешать мне из‑за этих пятидесяти тысяч.
Плейнмобиль двинулся, теплый ветерок высушил тину на его руках, высокая трава расступалась со свистом перед лыжами.
– Батчер!..
– Но это мое, Рида.
– Я знаю. Но я...
– И я собирался добраться до мистера Бига двумя неделями позже.
– Куда вы обещали взять его?
– В игровые пещеры Миноса... И однажды я затаился...
...Хотя это его тело, прижалось к земле под зеленым светом Крета, дыша широко открытым ртом, чтоб не выдать себя никаким другим звуком, это было ее ожидание, ее страх, подавляемый в себе. Грузчик в своем красном комбинезоне остановился и вытер пот носовым платком. Быстрый шаг вперед, хлопок по плечу. Грузчик, удивленный, обернулся, и сильные руки сжались на его горле, шпора вспорола ему живот, и внутренности расплескались по платформе, а затем бежать под оглушительный вой тревожной сирены, прыгать через мешки с песком, сорвать цепь и швырнуть ее в изумленное лицо охранника, который обернулся и стоял с нелепо растопыренными руками...
– Проломил вход и убежал, – сказал он ей. – Маскировка подействовала, и охранники не смогли выследить меня в лавовых полях...
– Откройтесь мне, Батчер. Откройте мне все про побег.
– Это больно, поможет ли? Я не знаю...
– Но в вашем мозгу нет слов. Только Вавилон‑17, как мозговой шум компьютера, занятого чисто синоптическим анализом.
– Да, теперь вы начинаете понимать...
...он дрожал в ревущих пещерах Диса, где был замурован девять месяцев, ел пищу любимого пса Лонни, потом самого Лонни; замерз, пытаясь преодолеть горы льда, пока внезапно планетоид не вышел из тени Циклопа, и сверкающая Церера загорелась в небе, так что через сорок минут талая вода в пещере доходила ему до пояса. Когда он, наконец, вытащил свои прыжковые сани, вода была горячей, а он – скользким от пота. Он на максимальной скорости прошел две мили до полосы сумерек, установив автопилот за мгновение до того, как, оглушенный жарой, потерял сознание. Это случилось за десять минут до наступления Божественных сумерек.
– Потерянного во тьме вашей утраченной памяти я должна найти вас, Батчер. Кем вы были до Нуэва‑нуэва Йорка?
И он с нежностью повернулся к ней.
– Вы испуганы, Ридра? Как раньше...
– Нет, не как раньше. Вы научили меня кое‑чему, и это изменило всю картину моего мира, изменило меня. Я думаю, что боялась раньше потому, что не могла делать то, что делали вы, Батчер. |