Бечевки он взял с запасом, ее вполне хватало на все три елки, они подвязали ею ветки, чтобы те не торчали, чтобы удобнее было нести, вскинули себе на плечи и пошли со двора на улицу.

– Пойдемте, я вас провожу, – сказал Хватков, когда они выбрались из двора и Евлампьев приостановился, чтобы попрощаться, – Хваткову отсюда было в другую сторону.

– Да по эдакому то морозу?

Температура пала или еще ниже, перевалив за сорок, или это так чудилось теперь. после того как дело было сделано и что то внутри как бы расслабилось, распустилось, но лицо уже не драло, оно уже потеряло такую чувствительность и лишь как бы ныло, зудело будто, и горло от каждого вдоха на мгновение словно бы обмораживало.

– А мне такой мороз нипочем,сказал Хватков. – Я привык. Как к норме. У нас там ползимы сорок да сорок. Пойдемте.

Они пошли, и Евлампьев спросил:

– Да, так а ты чего здесь? На Новый год прилетел?

– На какой Новый! – Хватков шумно вздохнул и крякнул. – Помните, тогда, летом, когда сидели у вас, говорил, что у меня срок кончается?

– А, ну да! – вспомнил Евлампьев.Ну да, ну да…И догадался, соединив в себе воспомннание о том полуночном разговоре на кухне и этот его кряк. – Что же, все? Насовсем? Решил все таки?

– Черт знает, решил, не решил…сказал Хватков, снова шумно вздыхая. – В общем, не возобновил пока, вернулся. Помню, что вы мне говорили, все помню, не забыл… А вот не могу больше, парня возле себя чувствовать хочется, на лыжах с ним пойти, на рыбалку… А, думаю, надо попробовать! Три дня вот, как прнехал. Елку, говорю, не купил бы, сам в лесу б вырубил, хоть с меня штраф сдери. Что, ради красного словца, думаете? Нет, серьезно. Как на духу. Три года ему бабы мои елки не ставили! Что мы, говорят, как мы ее достанем – такие давки кругом! Ну, искусственную бы купили! Что ты, говорят, как можно искусственную, от нее не пахнет! А ребенку Новый год без елки – это можно?!

Он замолчал. и какое то время они шли молча, У Евлампьева крутился на языке вопрос, что он думает делать дальше, куда поступать на работу, но он не решался заговорить сейчас с Хватковым первым.

– Вот так, – проговорил наконец Хватков, как бы подводя черту под сказанным, снова помолчал и протянул: – Да а! А вы ж ее, жену то мою, видели же! За мумиё то ходили…

– Видел, ну да. Видел, – подтвердил Евлампьев, не понимая, в общем то, ну, а и что, собственно из того, что видел.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Хватков. – Имеете, значит, представление о картине… Они дошли до евлампьевского дома, нужно было сворачивать во двор, и Евлампьев предложил: – Зайдем? Мария Сергеевна рада будет. Она всегда тебе рада.

Хватков отказался: – Нет, Емельян Аристархыч, не сегодня. Я обязательно зайду, собирался. Но уж после Нового года, наверно. Так, чтобы пообстоятельнее, поосновательнее… Не против?

– Нет нет, Григорий, что ты! Давай. Буду ждать. Он чувствовал к нему какое то отцовское, горячее, невыразимое чувство, хотелось это высказать, и не высказывалось.

– Ну, пока тогда! – сказал Хватков, снимая на миг шапку. – С Новым годом! Дай бог здоровья, а с остальным – как получится.

– Ну, и тебе того же! И тебе того же, – смеясь, сказал Евлампьев. – С небольшой только поправкой: чтобы все таки получилось.

– Э эх! – хрипло выдохнул Хватков.– А я не хочу, что ли?! Ну ладно, пока, Емельян Аристархыч!

– Пока, Григорий, – сказал Евлампьев, и они разошлись.

        3      

Вечером ставили и наряжали елку.