После очередного подобного разговора в конце объявилось лицо Молочаева.

– С наступающим! – сказал он. И, не дожидаясь ответного приветствия Евлампьева, спросил: – Приходило для меня, нет?

«За рулем» привезли как раз нынче утром, два экземпляра, и один Евлампьев уже продал.

Он нагнулся в подприлавочные сумерки, разглядел там на кипах нераспроданных ведомственных журналов, которые достались ему еще по описи, этот самый двенадцатый номер, достал и подал Молочаеву.

– Ну ка, сколько? – быстро перевернул Молочаев журнал посмотреть цену, лицо его на мгновение исчезло из окна, потом появились руки с кошельком, вышарили в нем нужные монеты и подали их Евлампьеву. – Благодарю! – снова появляясь в оконце лицом, радостно бодро сказал Молочаев. – Следующий номерок не забудьте, припрячьте. Долго не пролежит. Я тут мимо хожу, буду заглядывать.

– Припрячу,– коротко сказал Евлампьев.

Молочаев выпрямился и отошел, мелькнула на миг вся в движущихся людских фигурах иссиня белая улица и исчезла, заслоненная новым покупателем.

Появление Слуцкера было совершенно неожиданным.

Уже подходила пора закрываться, газеты разошлись, очередь иссякла, и случались уже те абсолютно пустые минуты, когда никто не подходил, ничего не спрашивал, и можно было прикрыть окошечко, чтобы не тянуло наружным холодом.

– Здравствуйте, Емельян Аристархович, с близящимся вас! – сказал человек, постучавшись в прнкрытое оконце и появляясь в нем после лицом, и Евлампьев, отозвавшись автоматически: «Здравствуйте! Благодарю вас!» – какое то время глядел на него и не узнавал.

Он был готов увидеть Молочаева вот, Вильникова, Лихорабова, Бугайкова, время от времени появлявшихся эти дни у него в окошечке и интересовавшихся, не поступило ли то, что заказывали, уже привык к возникновению в оконце их лиц, а Слуцкер еще полностью находился в той, другой, докносковой жизни и в этой, нынешней, словно бы еще не существовал.

– Не узнаете, Емельян Аристарховнч? – спросил Слуцкер со своей как бы в себя обращенной улыбкой, и Евлампьев узнал.

– О боже мой! – смущенно воскликнул он. – Юрий Соломонович! Не узнал, да, не узнал… Здравствуйте еще раз! И тоже с приближающимся!

– Спасибо ответное, – сказал Слуцкер.Слухами земля полнится, услышал вот, что вы здесь, шел сейчас – дай, думаю, заверну посмотрю…

– Что нибудь нужно, Юрий Соломонович? – не дожидаясь его просьбы, спросил Евлампьев. – А то у меня здесь уже целый стол заказов возник. «Америка», «Иностранная литература»… Говорите, не стесняйтесь. Смогу, так отчего ж…

– Да вообще… задумчиво протянул Слуцкер, – вообще… наверное, что нибудь нужно… А может, и нет. Не знаю… Вроде бы вообще на все сумел подписаться. Да да, пожалуйста, – быстро сказал он в сторону, выпрямляясь, к окошечку нагнулась длинномехая серебристая шапка, и женщина спросила:

– Черные длинные стержни есть у вас?

– Короткие.

Шапка молча исчезла, и на ее месте вновь возникло лицо Слуцкера.

– А знаете что, Юрий Соломонович,опять опережая его, сказал Евлампьев, – зайдите ка сюда ко мне. Я вас хоть увижу по человечески. Калитка тут в заборе… да поймете.

Он закрыл оконце на задвижку, прошел к двери, растворил ее, и из за угла вынырнул как раз, позванивая бутылками в холшовой сумке, Слуцкер.

– У у! – сказал он, переступая через порог. – У вас тут потеплее. А на улице то что делается! Ночью нынче сорок пять обещают!

Евлампьев, торопясь, чтобы будка не выморозилась, захлопнул дверь и набросил крючок.

– Да тут у меня рефлектор, видите вон.