Изменить размер шрифта - +
– Да, здравствуй, Саня. Что у… – осеклась и закричала через мгновение, счастливо и слепо глядя на Евлампьсва: – Сегодня?! Да неужели? Прямо сейчас? Конечно! – Что, что? – боячь поверить своей догадке, но неудержимо вслед Маше расползаясь в глупой, счастливой улыбке, заспрашивал Евлампьев, едва она оторвала трубку от уха.

– Ксюшу выписывают! – сказала Маша. – Хоть сейчас прямо. Гипс даже сняли. Саня спрашивал, могу ли я с ним поехать за ней. Конечно, поеду, о чем разговор!

Вчера, оказывается, совсем вечером, Кеюшие неожиданно сделали тот самый долгожданный рентген, к нынешнему утру снимок просох, и показал он, что все у нее в ноге нормально сейчас, процесс в кости полностью прекратился, можно наступать на ногу, как на здоровую, и посему в санатории делать Ксюше больше нечего.

        6      

Ермолай был уже дома. Когда Евлампьев еще только поворачивал ключ в замке, за дверью в коридоре раздались торопливые тяжелые шаги, и Ермолай встретил его на пороге.

– А ты что, не поехал? – спросил он, показалось Евлампьеву, со смущением.

– Поеду, – сказал Евлампьев. – Переодеться нужно. Да и отогреться, знаешь, перед дорогой.

– А, ну понятно, понятно, – сказал Ермолай. И добавил через паузу, помявшись: – У меня тут гости, я не знал, что ты придешь еще… все тихо нормально, ты не возражаешь?

А, гости, вон что. Евлампьеву, когда вошел, послышался было в комнате какой то тихий, приглушенный смешок, но он подумал, что действительно послышалось. Вот положение тоже: тридцатилетний мужик не может, когда хочет, пригласить к себе в дом друзей, должен ловчить, выгадывать момент…

– Да нет, Рома, не возражаю, нет, – с виноватостью похлопал Евлампьев его по руке. – Что ты… Я тогда и задерживаться не буду, не замерз особо. Только вот мне в комнату нужно, в шкаф, ты не понросишь на кухне побыть минутку?

– Естественно! – довольным голосом отозвался Ермолай. – Разоблачайся, разоблачайся, чего ты! – уже на ходу потрепал он остановившегося раздеваться Евлампьева за отворот пальто.

Евламньев услышал, как в комнате заговорили – мужские голоса и женские, не понять сколько, – охнул пружиной диван, проехал по полу отодвинутый стул, и через коридор в кухню. проскрипев половицами, прошло несколько человек. В прихожую потянуло

табачным дымом. Евлампьев стащил валенки с ног, надел тапки и пошел в комнату.

Четверо их всего было, вот сколько. Две молодые женщины, обе с сигарстами в руках, Ермолай и еще один мужчина, стоявший у двери спиной, Ермолай усаживал женщин на табуретки возле стола.

– Добрый вечер! – не заходя на кухню, из коридора, приостановившись на миг, поклонился Евлампьев.

– Добрый вечер! Добрый вечер! Вечер добрый! – довольно дружно ответили ему. Мужчина, стоявший спиной, тоже ответил, обернувшись, и Евлампьев увидел, что это один из тех, приходивших требовать с Ермолая деньги, – Жулькин по фамилии, никто другой.

Он зашел в комнату. закрыл за собой дверь и с минуту стоял подле нее, так и продолжая держаться за ручку. чего он здесь, Жулькин? Что нибудь опять? Что нибудь еще, кроме тех денег? Но зачем тогда эти две женщины?.. Нет, судя по всему, ничего дурного с нынешним появлением Жулькина не связано, и Ермолай с ними со всеми – именно как с гостями… но как он здесь, Жулькин, каким образом, почему, – после всего, что было?..

Евлампьев отстулил от двери, приотворил ее и позвал:

– Рома! Можно тебя на секунду?

Женский голос проговорил что то, и кухня отозвалась дружным, во все свои четыре голоса, смехом.

Интересно, что там было сказано? «Папочка просит надеть штанишки»?.

Быстрый переход