Хлопчатников наклонил, и он стряхнул ему снег и с шапки. Снег был сухой, не слипался, и оббивать его было легко.

– Давай и я тебя, – проговорил Хлопчатников. Он обхлопал Евлампьева и тронул его за локоть. – Пойдем. Денежное вознаграждение, – сказал он, когда они пошли, моя доля, естественно, – твое. И не вздумай говорить «нет»! – возвысил он голос, не давая Евлампьеву оборвать его. – Твое, и точка. Хотя бы так справедливость… Мне не деньги нужны.

– Нет, Павел, не возьму, – смог наконец сказать Евлампьев. – Ты что? Перестань!

– А я тебя что, спрашиваю разве? Я тебя не спрашиваю. Я тебе говорю просто. Не возьмешь так, пошлю переводом, на счет положу. Не мытьем возьму, так катаньем. Лишь бы вот получить…

– Нет, Павел, нет! – Евлампьев почувствовал, как к щекам, разожженным морозцем, жарко прихлынула кровь стыда.

– Ладно, – сказал Хлопчатников отступающе. – От шкуры неубитого медведя отказываешься. А неубитый, он и есть неубитый…

Они обогнули квартал, снова вышли к дому Евлампьева и остановились.

– Нет, нет, Емельян, – решительно отказался Хлопчатников от предложения подняться.– Ты в ресторан не пошел, а я уж, извини, к тебе… Не обижайся.

Евлампьев поуговаривал его еще, не уговорил, и они расстались.

И только когда уже вошел в подъезд, поднимался по желто сумеречной лестнице, понял, почему Хлопчатников не захотел пойти разговаривагь к нему в дом, а хотел пойти в какое инбудь кафе и почему так решительно отказался подняться к нему сейчас. Не мог он разговаривагь обо всем этом у него в доме – вот что. Не мог, да… Как не мог после такого разговора и просто зайти в дом.

«Будь к нему милостива, судьба, – мысленно догнал он идущего где то сейчас под снегопадом Хлопчатникова. Будь милостива, дай ему удачу! Если не ему, то кому же еще то?..»

        10      

Елена показывала фотографии.

– А вот это мы у нашей столовой. А вот это в горах, целая нас группа была. А вот это мы на экскурсии, я здесь плохо вышла, так что то укачало в автобусе, голова ну трещала просто…

– С похмелья, наверно. была, а? Ну ка признайся честно, – бросил на ходу, заглянув к ним в комнату, взяв что то со своего стола и тут же уходя, Виссарнон. – Много там потребляла, нет?

– Ой, Саня, ну что у тебя за шутки, солдатские прямо какие то! – морщась, проговорила Елена.– Знаешь ведь, как я пью. Да и до того мне было. Я такая дохлая туда приехала…

– Ладно, ладно, извини, – приостановился в дверях Виссарион. Голос у него был просительно уступающий. – Я все таки сегодня именинником считаюсь, мне сегодня все можно.

– Ты еще и культурным человеком считаешься, между прочим. А культурному человеку не пристало пошлить.

– Зачем ты так? – укоряюще спросил ее Евлампьев, когда Виссарион ушел. – Ну, не понравилось тебе… но при чем здесь «культурный человек»?

– А ничего! – с пренебрежительностью отозвалась Елена. – Он будет шутить так, а я должна сносить… Вот погляди: это вот там парк со всякими такими вырезанными фигурами, и вот в нем мы…

– Ага, ага, – сказал Евлампьев, принимая фотографию. Однако рассматривать фотографии пропал уже интерес. Как она с ним… ни за что ни про что, эдак мимоходом – бамц бамц по щекам, такое унижающее нравоучение на ровном, в общем то, месте… – Здорово, вижу, отдохнула, на всю катушку, – взял он у нее из рук оставшиеся несколько фотографий и быстро, чтобы отвязаться, просматривая их.– Хорошо сейчас выглядишь.