Надо сказать, что я придаю важное значение этому
предлогу. Мы становимся так сентиментальны, словно представляем надменный аристократический режим. Мы чрезвычайно предупредительно относимся к
мнению деспотов, которые продолжают править в Европе. К черту всех деспотов, говорю я. Когда я умру, Виллетард, это чувство будет запечатлено в
моем сердце.
Так он декламировал, пока вскрывал одно за другим остальные письма. Вдруг он нашел нечто, заставившее его на мгновение умолкнуть. Затем, фыркнув
от удовлетворения, он прочитал вслух отрывок, который привлек его внимание:
'Генерал Бонапарт склонен к неосмотрительным и своевольным действиям. В этом деле о поводе для объявления войны вы увидите, что его нетерпение
нужно сдерживать, и вы должны позаботиться, чтобы не было непродуманных поступков. Все должно делаться в корректной форме. Чтобы обеспечить это,
вы должны при необходимости использовать власть, которой вас наделили».
Прочитав, он сложил это письмо с остальными и засунул сверток во внутренний нагрудный карман, чтобы Виллетард не смог ознакомиться с этим
письмом, ибо отрывок, который вслух зачитал Марк Антуан, был в значительной мере приукрашен его собственными импровизациями.
– Там нет ничего, – прокомментировал Марк Антуан, – что оправдало бы ваше волнение об отсрочке моего ознакомления с ними. Они не говорят мне
ничего, чего бы я не знал, и не дают мне указаний, которые бы я не выполнил к этому времени.
Он посмотрел на Виллетарда в упор и сардонически усмехнулся.
– Вы желаете знать, где я был, да?
Под впечатлением услышанного Виллетард, даже не обращая внимания на явную насмешку, поспешил уверить его:
– О, но если важное дело…
Жакоб делал вид, будто с головой ушел в бумаги, разложенные перед ним.
В поведении Марка Антуана убавилось высокомерия, но усилился сарказм.
– Как уполномоченный от Директории, я занимался тем, что вы сочли ниже достоинства вашего поста: выполнением функций агента провокатора. Бели
быть более точным, я был с моим другом, капитаном Пиццамано, в форте Сан Андреа. Теперь, по видимому, вы понимаете, как случилось, что один из
этих венецианских мякишей имел безрассудство открыть огонь по французскому военному кораблю.
Виллетард подался вперед, округлив глаза.
– Боже мой! – только произнес он.
– Именно так. Как агент провокатор, я имею полное праве считать, что добился успеха.
Виллетард стукнул кулаком по столу.
– Это же все объясняет! Когда это произошло, мне было трудно поверить. Казалось невозможным, чтобы кто либо из этих изнеженных аристократов имел
в себе такую смелость. Но зачем липшие потери, когда в деле Вероны мы получили именно тот предлог для объявления войны, которой нам был нужен.
– Да. Но предлоги вряд ли могут быть излишне многочисленными. Кроме того, известия о событиях в Вероне не достигли форта Святого Андреа, когда
«Освободитель Италии» предоставил, наконец, мне шанс, которого я ждал. Я дергал за нити, а Пиццамано плясал подобно марионетке, в результате
чего теперь сложилось совершенно законное состояние войны.
– И вы сделали это? – Виллетард растерялся от удивления.
– Я сделал это. Но я не хочу козлов отпущения за свой поступок, Виллетард.
– Что?
– Я прервал другую важную работу, чтобы прийти сюда этой ночью и спросить вас, какой болван виновен в приказе об аресте Пиццамано?
– Болван?!
Наконец, привычная презрительная усмешка вернулась на лицо Виллетарда.
– Вероятно, вы подберете несколько иное выражение, когда я скажу вам, что приказ исходит от генерала Бонапарта. |