- Тсенкью, благодарю! - инженер сел на стол и начал есть, поглядывая на
Джека своими холодными серыми глазами.
Невзирая на усталость, у Щеглова было чудесное настроение: кажется,
удалось найти одно из повреждений. Интересно, заметит ли это Петерсон?
- Нет, там я уже проверил. Следующий каскад.
Так и есть, пропустил!
- Послушайте, дорогой, я отсюда вижу, что индикатор пляшет как бешеный.
Неужели вы не догадываетесь, что этот контур расстроен?
Петерсон дернулся, еще раз проверил показания приборов, и его
одутловатое лицо мгновенно стало багровым:
- Благодарю. Но не хотите ли вы пойти отсюда ко всем чертям?
- Нет, - Щеглов поспешно проглотил последний кусок бутерброда и подошел
к интегратору. - Вы ведь знаете, что одному здесь не справиться. Я вам
помогу.
Когда расстраивается колебательный контур сложной радиоаппаратуры,
настроить его не так-то просто. Над этим узлом Щеглов и Петерсон возились
часов пять.
Наконец, уже около трех часов дня включили главный интегратор.
Лишь на мгновение вспыхнула и тотчас же потускнела зеленая линия на
экране.
Но и это был немалый успех.
- Пойдемте обедать, мистер Чеклофф... - сказал Петерсон более
дружественным тоном, чем обычно.
- Ну что ж, пойдемте.
Утомленные и довольные, каждый по-своему, они вышли из лаборатории и
спустились на первый этаж. Это и была дозволенная трасса выделенного им
"жизненного пространства". Лаборатория и бывший кабинет Харвуда на втором
этаже да спальня и столовая на первом - вот и все. Запрещалось переступать
за красные линии, предусмотрительно прочерченные поперек каждого коридора.
Волей-неволей приходилось подчиняться. В первый же день Харвуд показал
каждому из "помощников" очень поучительный, как он выразился, фокус:
протянутую за красную линию палку немедленно расщепляла пуля. Только
внешняя дверь не имела электрической защиты, но она охранялась
круглосуточно.
Кроме Харвуда, в лабораторный корпус имел право входить молчаливый,
неприветливый повар-китаец. Петерсон и Щеглов не любили его: он вкусно
готовил и умело подавал еду, однако имел неприятную привычку торчать у
стола и, не моргая, смотреть на обоих сразу своими безразличными
невыразительными глазами. Его старались просто не замечать, как не
замечают чего-то надоедливого, но неизбежного.
Вот и сегодня: Щеглов ответил молчаливым кивком на поклон повара и
уткнулся в книгу. Петерсон хотел сделать то же, но вдруг, вспомнив что-то,
спросил:
- Скажите, где Гарри Блеквелл?
Китаец пожал плечами.
- Высокий, худощавый, светловолосый, - объяснил Петерсон. - Он работал
два месяца назад в этой лаборатории вместе со мной.
Казалось, китаец начал что-то припоминать, но потом повторил свое
движение.
- Осел! - проворчал Петерсон.
Повар не шелохнулся. Все, что касалось его лично, он пропускал мимо
ушей. Но свое дело он знал хорошо. Едва Щеглов потянулся за минеральной
водой, китаец, как всегда, предупредил его движение: схватил стакан и
бутылку.
Однако его рука почему-то вздрогнула, и на руки инженера брызнуло
несколько капель влаги.
- Простите, мистер! - китаец очень испугался, выхватил салфетку, начал
вытирать Щеглову руки.
- Ах, оставьте! - недовольно сказал инженер. Лакеев он не выносил. |