Однако Мегги пришлось покинуть Англию гораздо раньше. Когда вспыхнула

вторая мировая война и немецкие бомбардировщики начали рваться к городу,

Джек настоял, чтобы Мегги уехала на родину, в Америку. Он

предусмотрительно купил для жены билет на пароход нейтральной страны,

однако лайнер "Уругвай", выйдя из Лондона, исчез без следа. Лишь у

Азорских островов была подобрана шлюпка с этого судна. Мегги, конечно,

погибла.

   С того времени счастье изменило Джеку Петерсону. Не находя себе места

от тоски и ненависти к немцам, он решил пойти в действующую армию; пережил

ужас Дюнкерка, сражался с гитлеровцами в Африке, руководил

звукометрическим судном в Северном море и там попал в плен. Не в пример

другим, он отказался выдавать военные тайны и за это был брошен в один из

самых страшных фашистских лагерей смерти на севере Норвегии.

   О, этот лагерь!.. Джек там поседел, облысел и потерял здоровье...

   Увлекшись воспоминаниями, инженер незаметно для самого себя уснул у

лабораторного стола. Но сон не дал отдыха возбужденному мозгу: пережитое

возникало вновь и вновь, воплотившись в более яркую форму.

   Ему снилось утро в лагере. Оно начиналось пронзительным трезвоном

электрических звонков, отождествлявших собой грядущие истязания и

постоянную угрозу смерти. Как хотелось тогда, втянув голову в плечи, не

слышать ничего, дать хотя бы на несколько минут покой изнуренному,

обессиленному телу...

   Джек весь сжался, ожидая во сне, что вот-вот на его плечи со свистом

опустится плеть...

   ...А над дверью лаборатории все звенел и звенел звонок. Это был сигнал

окончания работ. Через пять минут в лабораторном корпусе не имел права

находиться ни один человек - включались электрические защитные

приспособления.

   Джек не услышал и второго сигнала. Но, как это часто бывает, едва лишь

установилась абсолютная тишина, он проснулся внезапно и сразу же поднес к

глазам светящийся циферблат часов.

   "Пять минут одиннадцатого! - испуганно подумал инженер. - Что же

делать?"

   Он на цыпочках направился к двери, ожидая, что вот-вот блеснет вспышка,

и ток высокого напряжения пронзит ему грудь. О, Джек Петерсон прекрасно

помнил первый пункт приказа об охране лабораторного корпуса!

   Однако ничего необычного не произошло. Хорошо смазанная дверь легко

поддалась, и Джек после минутного раздумья высунул голову в коридор. Он

тотчас же отпрянул назад и быстро заперся на ключ. В коридоре инженер

увидел Смита, помощника Харвуда.

   Смит, как всегда, шел крадучись. Он удивительно напоминал

настороженного, принюхивающегося хищника: полусогнутая спина, казалось,

была готова в любой момент выпрямиться, как стальная пружина; руки,

согнутые в локтях и прижатые к бокам, подрагивали, как бы готовые

вцепиться в намеченную жертву; его лицо с чертами неприятными и мелкими,

как у хорька, непрерывно двигалось. Вряд ли можно было найти наружность

менее привлекательную и вряд ли можно было меньше походить на инженера.

Старожилы Гринхауза, этой секретной лаборатории, в первый же день

предупредили Петерсона и Блеквелла, что, Смит очень умен, хитер и жесток.

С ним надо держать ухо востро. Харвуд в нем не чает души и верит каждому

его слову.

   Движение Джека было чисто машинальным: он не любил и побаивался Смита.

Но как бы то ни было, лишь Смит смог бы помочь ему выбраться из

неприятного положения случайного арестанта. На этот раз уже решительно

инженер открыл дверь и вышел в коридор.

   Смит возился у какой-то ниши против двери кабинета Харвуда.