|
.. и немного выбит из колеи, как вы, вероятно, заметили. - А-а, выбиты из колеи? - Да, и спал неважно, и первый завтрак был чересчур сытный. Правда, я привык плотно завтракать, но сегодняшний, видимо, слишком тяжел, too rich*, как выражаются англичане. Словом, я чувствую себя не совсем в своей тарелке, а утром мне даже моя сигара была противна - подумайте! Этого со мной никогда не бывает, разве только когда я серьезно болен... И вот сегодня мне показалось, что вместо сигары у меня во рту кусок кожи. Пришлось выбросить, не было никакого смысла себя насиловать. А вы курите, разрешите спросить? Нет? В таком случае вы не можете себе представить, как обидно и досадно бывает тому, кто, как я, например, с юности особенно полюбил курение. ______________ * Слишком роскошный, обильный (англ.). - В этой области не имею, к сожалению, никакого опыта, - заметил Сеттембрини, - однако столь же неопытны и многие весьма достойные люди; их дух, возвышенный и трезвый, испытывал отвращение к курительному табаку. Не любил его и Кардуччи. Но тут вас поймет наш Радамант. Он предан тому же пороку, что и вы. - Ну, назвать это пороком, господин Сеттембрини... - Почему бы и нет? Следует называть вещи своими именами, правдиво и решительно. Это укрепляет и облагораживает жизнь. И у меня есть пороки. - Значит, гофрат Беренс - знаток по части сигар? Обаятельный человек! - Вы находите? А! Вы, значит, уже познакомились с ним? - Да, только что, когда мы выходили. Состоялось даже нечто вроде консультации, но sine pecunia, знаете ли. Он сразу заметил, что я несколько малокровен, и посоветовал мне вести здесь тот же образ жизни, что и мой двоюродный брат, побольше лежать на воздухе вместе с ним и тоже измерять температуру. - Да что вы? - воскликнул Сеттембрини. - Превосходно! - бросил он в пространство и, смеясь, откинулся назад. - Как это поется в опере вашего композитора? "Я птицелов, я птицелов, всегда я весел и здоров"{87}. Словом, все это весьма занятно. И вы решили последовать его совету? Без сомнения? Да и почему не последовать? Чертов приспешник этот Радамант! И потом всегда "весел", хотя иной раз и через силу. У него же склонность к меланхолии. Его порок ему идет во вред - впрочем, что это был бы иначе за порок... Табак вызывает в нем меланхолию - почему наша достойная всякого уважения старшая сестра и взялась хранить его запасы курева и выдает ему на день весьма скромный рацион. Говорят, что иногда, будучи не в силах противиться соблазну, он крадет у нее табак, а затем впадает в хандру. Короче говоря - смятенная душа. Вы, надеюсь, уже познакомились с нашей старшей сестрой? Нет? А следовало! Как же вы не домогались знакомства с ней? Это ошибка! Она ведь из рода фон Милендонков, сударь мой. А от Венеры Медицейской отличается тем, что там, где у богини перси, у нее крест... - Ха-ха! Здорово! - рассмеялся Ганс Касторп. - Имя ее Адриатика. - Да что вы говорите? - воскликнул Ганс Касторп. - Послушайте, но это же поразительно! Фон Милендонк и к тому же Адриатика! Все вместе звучит так, точно она давно умерла. Прямо отдает средневековьем. - Милостивый государь, - ответил Сеттембрини, - тут многое "отдает средневековьем", как вы изволили выразиться. Кстати, я лично убежден, что наш Радамант из одного лишь чувства стиля сделал эту окаменелость старшей надзирательницей своего "дворца ужасов". Ведь он художник. Вы не знали? Как же, пишет маслом. Что вы хотите, это же не запрещено, верно? Каждый волен рисовать, если ему хочется. |
