попостнее.

     - А мы думали,  ты в Царицын подался.  - Отец Николай щепотью взял горький

перец,  откусил, принялся жевать. - Что, браток, окончен акт пиесы? Знаешь, что

уже и летающие тарелочки объявились? В одиннадцать часов их над Двуречьем целая

армада кружилась.  И  цилиндры,  и  конуса,  и  тарелочки...  Прямо как у  Сола

Шуль-мана в книге.

     - Ты знаешь,  Коля, - сказал Кононыкин. - Мне сегодня в голову одна жуткая

мысль пришла.  Никакой это  не  Страшный Суд.  Это  вообще к  Богу отношения не

имеет.

     - Да?  - Отец Николай внимательно поднял бровь, одновременно выбирая кусок

соленого сыра. - Что ж тогда это, по-твоему?

     - Вторжение  инопланетное,   -   сказал  Кононыкин.   -  Помните,  Никанор

Гервасьевич,  мы накануне об американцах говорили? Ну, что они Ангелов из своих

"Пэтриотов" сбивать попробуют?  Так вот,  все,  что происходит,  -  это простая

маскировка. Зря они, что ли, несколько десятилетий над планетой летали? Они нас

изучали, очень внимательно изучали и нашли уязвимое место. День Страшного Суда.

Не будут же верующие своего Бога ракетными и  лазерными залпами встречать?  Тем

более что идет он  судить по справедливости.  Вот и  использовали для вторжения

религиозный антураж.  Ну,  ты  сам посуди,  не  может же Бог нас всех призывать

стучать друг на друга.  Зачем Ему это?  Он же и  без того все знает.  Зачем Ему

Косаря на Царицын насылать?  Зачем вообще город разрушать? Это не для Бога, это

может сделать лишь обычное разумное существо с комплексами.

     - Много ты знаешь о делах и помыслах Господних,  - проворчал отец Николай.

- Сказано у Иоанна:  "...и произошли молнии и голоса, и громы и землетрясение и

великий град".

     - Погодите,  Николай,  -  вдруг  сказал Ворожейкин.  На  бледном лице  его

читался живой интерес. - А ведь в его словах есть определенный резон.

     - Какая разница? - отозвался священник. - Даже если наш молодой друг прав,

для нас это сейчас не имеет никакого значения. Умирать придется в любом случае.

Что  мы  можем противопоставить тому,  кто способен обрушить саранчу на  землю,

призвать Косаря для разрушения миллионного города, оживить мертвых и лишить все

человечество средств коммуникации?  Для нас они тот же Господь,  только, как вы

говорите,  вид сбоку. Я предпочитаю оставаться в вере, Никанор Гервасьевич. Так

спокойнее. И душа меньше болит.

     - Завидую я тебе,  Магомет,  - вдруг ожил сидящий рядом с ними Апраксин. -

Ежели бы многоженство нашим кодексом разрешалось,  я бы сам мусульманином стал.

Наши-то  бабы вредные -  скажешь ей:  "сготовь закусочки,  с  друзьями посидеть

хочу", она тебе такого наговорит, "томатовка" в горло не полезет.

     - Постой,  постой,  -  сказал Ворожейкин, стараясь не обращать внимание на

пьяного старика.  - Выходит, все это сделано с одной целью: лишить человечество

способности к сопротивлению?

     - Точно, - кивнул Кононыкин. - Вот говорят тебе:

     Я  твой Бог и  пришел судить тебя по делам твоим.