|
Обдумывая ответ, Дзюнпэй выкраивал время, чтобы сочинить продолжение. Саёко принесла дочери теплое молоко. – История про медведя Масакити, – пояснила Сара матери. – Масакити известный бортник, но друзей у него нет. – Масакити большой? – спросила у Сары Саёко. Та растерянно взглянула на Дзюнпэя: – Масакити большой? – Не то чтобы очень, – ответил Дзюнпэй. – Я бы даже сказал, мелковатый. Примерно с Са-ру. Характером спокойный. Панк и хард-рок не слушает. Любит в одиночестве наслаждаться Шубертом. Саёко замычала «Форель». – А как Масакити слушает музыку? У него что, есть компакт-диск-плейер? – спросила Сара у Дзюнпэя. – Нашел где-то на земле магнитолу. Подобрал, принес домой. – Что-то слишком много в лесу потерянных вещей… – с подозрением заметила Сара. – Ну, там это… слишком крутой обрыв. У людей начинает кружиться голова, вот они и сбрасывают все лишнее. «Больше не могу. Тяжело. Сейчас умру. Зачем мне это ведро? И магни-тола тоже». Вот так и лежат нужные вещи на дороге. – Как я их понимаю, – сказала Саёко, – когда хочется все бросить. – А Сара – нет. – Потому что ты маленькая жадина, – сказала дочери Саёко. – Никакая я не жадина, – запротестовала та. – Это потому, что Сара еще маленькая и очень шустрая, – поправил Саёко Дзюнпэй. – Так, а теперь быстро пьем молоко. Выпьешь – буду рассказывать дальше. – Хорошо, – ответила Сара, взяла в обе руки стакан с молоком и аккуратно его выпила. – Интересно, почему Масакити не печет медовый пирог и не продает его? Горожанам медовые пироги понравятся гораздо больше простого меда. – Хорошая мысль! От пирогов больше дохода, – рассмеялась Саёко. – Перекраиваем рынок в погоне за добавочной стоимостью. Из этого ребенка выйдет не-плохой предприниматель, – сказал Дзюнпэй. Сара улеглась снова, однако уснула только около двух. Дзюнпэй и Саёко убедились, что она уже спит, и пошли на кухню, где уселись на кухне друг напротив друга, разлив пополам банку пива. Саёко быстро хмелела, а Дзюнпэю еще предстояло ехать до своего района Ёёги-Уэхара. – Извини, что потревожила тебя среди ночи, – сказала Саёко. – Но я на самом деле просто не знала, что делать. Совсем замаялась… А кто еще может успокоить Сару, кроме тебя? Кану звонить бесполезно. Дзюнпэй кивнул, сделал глоток и отправил в рот крекер, лежавший на тарелке: – Обо мне можешь не беспокоиться. Все равно я не сплю до рассвета. К тому же ночью до-роги пустые – доберусь быстро. – Работал? – Да так… – Рассказ сочинял? Дзюнпэй кивнул. – Продвигается? – Как обычно. Сочиняю рассказ. Который напечатают в литературном альманахе. Который никто не будет читать. – Я читаю все твои рассказы. – Спасибо. Ты добрая, – сказал Дзюнпэй. – Но раз уж мы об этом заговорили, знаешь, сама форма рассказа чем дальше, тем быстрее устаревает, как несчастная логарифмическая линейка. Но это ладно. Давай поговорим о Саре. С ней такое раньше бывало? Саёко кивнула: – Если бы только «бывало». Почти каждый день: просыпается среди ночи и закатывает ис-терику. Вся дрожит. И ревет, как ни успокаивай. Сил моих больше нет. – Как думаешь, в чем причина? Саёко допила пиво и в упор посмотрела на опустевший стакан. – По-моему, насмотрелась новостей о землетрясении. Для четырехлетнего ребенка они че-ресчур. И просыпаться по ночам стала как раз после того, как закончились толчки. Сара говорит, что к ней приходит какой-то незнакомый дядька. Дядька-землетряс. |
