|
– Когда – «сейчас»? – Вот только что. – Вот так вдруг? – Поймал себя на мысли, и внезапно… – Странно, с какой стати? Комура задумался, уставившись в потолок: – Действительно, с какой? Какое-то время они прислушивались к вою ветра. Этот ветер примчался из неведомого Ко-муре места и дул в неизвестном Комуре направлении. – Это была, – заговорила Симао тихим голосом, – твоя натура. Ты, сам того не зная, привез ее сюда и передал в руки Кэйко Сасаки. Обратно ее уже не вернешь. Комура приподнялся и посмотрел девушке в лицо. Маленький носик и родинки на ухе. В глубочайшей тишине отчетливо слышалось биение сердца. Он повернулся и почувствовал, как скрипнули кости. Комура поймал себя на том, что едва сдерживает какой-то порыв к нечелове-ческой жестокости. – Это… шутка, – поймав взгляд Комуры, сказала Симао. – Просто на ум взбрело и я ляпну-ла. Плохая шутка. Не берите в голову, я не хотела обидеть. Комура успокоился, обвел глазами комнату. И снова зарылся в подушку. Прикрыл глаза, глубоко вздохнул. Просторы кровати окружали его, будто ночное море. Слышались стоны леде-нящего ветра. Частые удары сердца отдавались в костях. – Ну как, хоть немного чувствуешь, что ты уже далеко? – Кажется, что очень далеко, – признался Комура. Симао пальцем выводила на его груди замысловатые узоры – словно колдовала. – И это – всего лишь начало… Пейзаж с утюгом Телефон зазвонил около полуночи. Дзюнко смотрела телевизор. Кэйсукэ в своем углу на-хлобучил наушники и, прикрыв глаза, покачивая головой, играл на электрогитаре – видимо, пассажи оттачивал, так быстро бегали по струнам его пальцы. Звонка он не слышал. Трубку взя-ла Дзюнко. – Уже спала? – как обычно, полушепотом проговорил Миякэ. – Нормально, еще не ложились, – ответила Дзюнко. – Я сейчас на берегу. Много бревен прибило. Получится что надо. Придешь? – Хорошо, – ответила Дзюнко. – Только переоденусь и буду минут через десять. Дзюнко натянула колготки, надела потертые джинсы, свитер с высоким воротом, сунула в карман пальто сигареты, за ними – кошелек, спички и брелок. Затем слегка толкнула ногой в спину Кэйсукэ. Тот испугался и поспешно стянул наушники. – Пойду на берег жечь костер. – Опять с этим Миякэ? – нахмурился Кэйсукэ. – Шуточки у тебя. На дворе февраль. Уже полночь. А она – на берег… костер… – Я тебя насильно не тащу. Пойду сама. Кэйсукэ вздохнул: – Ладно, я с тобой. Подожди, я мигом. Он выключил усилитель, натянул поверх пижамы брюки, надел свитер и задернул под са-мое горло замок куртки. Дзюнко повязала шарф и нахлобучила на голову шерстяную шапочку. – Что ты нашла в этих кострах? Что в них интересного? – бормотал Кэйсукэ по дороге на взморье. Ночь стояла морозная, но без ветра. Откроешь рот и выдыхаешь заледеневшие слова. – А что интересного в «Перл Джеме»? Сплошная какофония, – ответила Дзюнко. – У «Перл Джема» миллионов десять поклонников во всем мире… – А поклонники костров живут на свете уже пятьдесят тысяч лет. – Это правда, – заметил Кэйсукэ. – Не станет «Перл Джема», а поклонники костров останутся. – Тоже верно. Кэйсукэ вынул из кармана правую руку и обнял Дзюнко. – Только вот что, Дзюнко… меня совершенно не интересует, что было пятьсот веков тому назад и что будет еще через пятьсот. Совершенно! Важно то, что есть сейчас. Кто его знает, сколько осталось до конца света. Кто, по-твоему, думает о будущем? Важно в настоящий момент от пуза поесть, и чтоб стоял. |
