Мне пришел на ум Пчелинцев — его недоеденный мед еще темнел в бочонке. Единственный знакомый в этих сосняках. Он назвал три свои должности, живет в садоводстве ученых… Странный, поучает в очках… И меня осенило стукнуло — да он ученый. Есть такие моложавые академики-чудаки, которые отпускное время вкалывают косцами в деревне, сторожами в садах и рабочими в экспедициях.

   Дождавшись вечера, я пошел. К девятнадцати ноль-ноль. Дорогу он расписал так, что за полчаса я дошагал до скромненьких ворот с жестяной вывеской «Садоводческое товарищество „Наука“».

   Не поселок, не деревня, не турбаза… Цветные домишки лежали среди зелени, как раскиданные кубики. Оград почти не было, вместо них тянулись стенки шиповника, заросли черноплодки, а то и проще — рядки цветов. И везде флоксы разных оттенков.

   Я шел по улице Математиков, удивляясь безлюдью. Потом свернул на улицу Химиков, затем на Кибернетиков, на Философов… Я уже надеялся встретить улицу родных мне юристов, когда увидел Пчелинцева — на улице Биологов. Он разговаривал с дородным мужчиной в соломенной шляпе, мексиканской. Я замешкался, но Пчелинцев ткнул пальцем в землю рядом с собой, как яму наметил рыть. Я подошел. Они продолжали свой разговор, будто меня и не было.

   — Сосна росла на его участке, — сказал мужчина с некоторым нетерпением.

   — А любовались ею всем садоводством, — перебил Пчелинцев.

   — …росла на его участке, и он выкорчевал дерево на законном основании.

   — Нет, обязан был взять разрешение.

   — Что вам далась эта сосна! — в сердцах бросил мужчина.

   — Она кислород выделяла.

   — Он посадил черноплодную рябину, которая тоже выделяет кислород.

   — Да нужен ему кислород, как вам тушеные мухоморы. Он из этой черноплодки гонит «Тещину кровь».

   — Что за кровь?

   — Красная, как кровь, и злая, как теща.

   Мужчина в мексиканской шляпе не нашелся: то ли думал о диком напитке, то ли решал, нужны ли ему тушеные мухоморы. Пчелинцев, как мне показалось, ожидаючи, еще сильнееоттопырил узкие уши. Потом скосил глаза на меня и подмигнул. Я глуповато улыбнулся.

   — Вопрос с этой сосной вы могли бы с ним утрясти по-дружески, — устало посетовал мужчина.

   — А мы не дружим, нет у нас совместных точек.

   — Мне казалось… Он шофер, вы сторож…

   — Э-э, — провыл Пчелинцев, будто давно ждал этих слов. — Выходит, мы друзья, как вы с Вторичиным?

   — Мы с Вторичиным не друзья.

   — Почему же? — как-то нахраписто удивился Пчелинцев. — Он доктор наук, и вы доктор. У него дача, и у вас домище. У него машина, и у вас «Волга»…

   — Не дружим, — оборвал мужчина и зачем-то стукнул себя по мексиканской шляпе.

   — Ах да, ваши псы разной национальности. У вас боксер, а у него болонка.

   Мужчина глянул на меня смущенно — посторонний человек его тяготил. Зато Пчелинцев осмотрелся, будто увидел нас с высоты. Мне захотелось уйти. Да и ошибся я — Пчелинцев был все-таки сторожем.

   Но я не ушел, зацепленный странным, мною самим не понимаемым любопытством. И стоял, теперь уже занятый своими мыслями… Привлекал их разговор? Неинтересен, даже базарен.