Одну ногу кололо иголками, вторая омертвела целиком. Я попробовал ее, вторую, вытянуть, но уперся в какой-то длинный и узкий предмет. Вероятно, топор, — ведь засада. Но уж слишком длинный. Я пощупал. Ружье, одноствольное.

   — Ружье? — удивился я.

   — Оно, — подтвердил Пчелинцев.

   — Зачем?

   — На Волосюка.

   Отсохшие ноги помешали мне вскочить — я бы цапнул ружье и припустил бы к его Агнешке. Но по улочке шли. Я отвел мешавшую ветку. Возвращался Волосюк. И не один, с женщиной.

   — Вот и его хорошая жена, — успокоил я сторожа.

   — Это не жена.

   — А кто?

   — Баба.

   Они подошли к калитке, намереваясь войти. Пчелинцев выскочил из кустов прыжком, ухватив одностволку почти на лету. Теперь не только мои ноги, но весь я заколодил, нев силах ни встать, ни слова вымолвить.

   Перед ошарашенной парой, загородив калитку, встал человек и вскинул ружье:

   — Руки вверх!

   Они попятились молча, видимо лишившись, как и я, дара речи.

   — Да вы что… — наконец залепетал Волосюк. — Не узнали?

   — А-а, гражданин Волосюк. — Пчелинцев опустил ружье. — Один можете пройти.

   — Эта женщина со мной…

   — Правление наказало посторонних в дачи не пускать.

   — Она не посторонняя.

   — А кто?

   Волосюк задумался. Этого времени ему хватило проникнуться комизмом ситуации.

   — Пчелинцев, а вы не пьяны?

   — Не употребляю, гражданин Волосюк.

   — Значит, спятили. Разве член садоводства не может пригласить гостя?

   — Членом садоводства является ваша супруга, вот она может.

   — Хватит валять дурака, Пчелинцев, и отойдите от калитки.

   — Не пущу. — Сторож повел дулом. — Принесите записку, тогда и дамочка войдет.

   — От кого записку? — не понял Волосюк.

   — От жены, — безмятежно посоветовал Пчелинцев.

   — Боже, — тихо сказала женщина.

   Она вырвалась и скорым шагом почти побежала к въездным воротам.

   — Тебе это так не пройдет! — бросил Волосюк, ринувшись за ней.

   Я колченого вылез из-под кустов. И молчал, подбирая слова позлее, похлеще, чтобы расцарапать его деревянную душу. Впрочем, какие тут нужны слова, когда все очевидно.

   — А ведь это хулиганство, часть вторая двести шестой статьи Уголовного кодекса.

   — И что за это дают?

   — Срок.

   — Может быть, я семью спас от развала.

   — Ружьем?

   — Без патронов, — засмеялся он.

   Везло мне сегодня на семейные проблемы. В Первомайке я открыл новую причину распада семьи, а Пчелинцев мне показал неизведанный способ ее укрепления. Вот узнали быстуденты, как я в засаде боролся с безнравственностью.

   — Брось фырчать. Идем-ка есть пироги с крольчатиной, — предложил Володя как ни в чем не бывало.

   Мы пошли по уже темной земле.