Все, что только имело малейший призрак руды, подлежало продаже. Мы ежедневно получали в подарок «футы». Если мы нуждались в сотне долларов, то мы продавали часть их, в противном же случае мы сохраняли и копили их, довольные тем, что когда-нибудь придет время и футы эти будут стоить по 1000 долларов каждый. У меня был чемодан, весь нагруженный этим имуществом.

Когда какое-нибудь «требование» пускалось на продажу и цена на него поднималась и стояла высокая, я сейчас же смотрел в своем имуществе, нет ли такого у меня, и почти всегда находил.

Цены постоянно менялись, то возвышались, то понижались, но падение их нисколько нас не безпокоило, наша установленная норма была 1000 долларов за фут. Мое имущество не было дано мне людьми, единственно желающими, чтобы я написал что-нибудь об их «требовании», нет, многие давали так, не прося взамен ничего, и получали одно «спасибо». Оно делалось совсем просто: вообразите, вы идете по улице и несете корзину яблок, встречаете знакомаго и, конечно, предлагайте ему воспользоваться некоторыми. Это сравнение дает вам понятие о тогдашних делах в Виргинии в разгар «горячечнаго времени». У каждаго карманы были набиты этим имуществом, и при встрече с приятелем обыкновение было предложить ему некоторую часть вашей собственности. Когда вам подносили такого рода подарок, надо было безотлагательно принимать его, чем связывали предложившаго, в противном же случае, когда это имущество возвышалось в цене, вам часто приходилось сожалеть о неумелом распоряжении вашем не воспользоваться во-время подношением. Однажды м-р Стюуат (ныне сенатор Невады) предложил мне в подарок двадцать футов его имущества на Джастисе и звал меня идти с ним сейчас же в его контору. Цена за один фут стояла пять или десять долларов. Я просил его подождать до завтрашняго дня, так как шел на обед, но он мне ответил, что завтра его не будет в городе; несмотря на это, я предпочел идти обедать. Через неделю цена возвысилась до семидесяти долларов, а потом и до ста пятидесяти, но ничего уже не могло заставить его уступить мне часть. Конечно, он продал предложенное мне имущество и излишек этот положил себе в карман. Я встретил трех приятелей в один прекрасный день, которые сообщили мне о покупке ими на аукционе Овермэна по восемь долларов за фут. Один из них звал меня в себе в контору, предложив пятнадцать футов в подарок, другой сказал, что прибавит своих пятнадцать, а третий обещал дать столько же. Но я торопился на следствие и не мог идти. Через несколько недель они продали весь Овермэн по шестисот долларов за фут и зашли ко мне, чтобы сообщить об этом, а также, чтобы убедить меня принять предлагаемые мне другими личностями сорок пять футов в подарок. Я описываю действительно бывшие факты и мог бы исписать длинный лист таких подобных, все время не отклоняясь ни на иоту от правды. Много раз случалось, что приятели дарили по двадцать пять футов ценою в двадцать пять долларов и так же мало придавали значения этому подарку, как если бы гостю предложили сигару. Это было поистине действительно «горячечное время». Я предполагал, что ему никогда конца не будет, но, впрочем, я всегда был плохим пророком.

Чтобы дать понять о сумасшедшем увлечении того времени, я замечу, что «требования» предявлялись даже на подвальныя ямы; где только заступ обнаруживал что-нибудь напоминающее кварцевую жилу и подвальныя ямы эти находились в окрестностях или предместьях города, а, наоборот, в самом центре его, такое имущество сейчас же определялось в продажу. Никто не обращал внимания и не спрашивал, кому принадлежала подвальная яма, лишь бы найти залежь, а она всегда принадлежала открывателю, разве только если правительство Соединенных Штатов вмешалось бы в это дело (насколько оно вмешалось и приобрело себе преимущество на своих рудах в Неваде, по крайней мере, тогда было так), но до тех пор находили, что разработка была привилегия открывателя.