Понятно, после этого в «Союзе» не появился школьный отчет, и Боггс обвинял в том меня, хотя я был невинен и никогда не замышлял, чтобы отчет не вышел у них в газете; я весьма сожалел обо всем случившемся.

Несмотря ни это недоразумение, мы всетаки остались друзьями. В тот день, когда новый школьный отчет должен был появиться, хозяин руды Женесси приехал к нам и, снабдив нас одноконным кабриолетом, просил сездить к нему и написать что-нибудь о его работах, — просьба весьма обыкновенная и которая всегда с удовольствием исполнялась нами, особенно когда снабжали экипажем, потому что мы, как и другие, любили увеселительныя поездки. В известное время приехали мы на руду и не нашли ничего, кроме ямы, глубиною в девяносто футов, и никаких приспособлений, чтобы спуститься вниз; для того надо было держаться за веревку и быть спущенным брашпилем. Рабочие только-что ушли обедать. У меня не хватало сил спустить толстаго Боггса и я решил сам идти на это дело, взял в зубы незажженную свечу, сделал петлю на конце веревки для ноги и, попросив Боггса быть внимательным и не засыпать, перевалился в шахту. Я достиг дна, весь выпачкавшись и получив некоторые ушибы, но в общем остался цел.

Я зажег свечу, сделал осмотр скалы, собрал несколько образчиков и крикнул Боггсу вытащить меня. Ответа не последовало. Через несколько времени, в отверстии шахты, показалась голова и я услыхал:

— Что, кончили все?

— Кончил, вытаскивайте.

— Вам не плохо там?

— Нет, весьма хорошо.

— Согласны ли вы немного подождать?

— Конечно, особенно не тороплюсь.

— Итак, до свиданья.

— Да куда вы идете?

— За школьным отчетом!

И он ушел. Я более часа оставался там, и рабочие были очень поражены, когда вытащили человека на место ожидаемой кадки с осколками скалы. Пришлось и домой идти пешком, сделать пять миль, все время поднимаясь вверх на гору. На другой день в нашей газете не появился школьный отчет, а в газете «Союз» он находился.

Шесть месяцев после моего вступления в журналистику началось это горячечное время быстраго притока денег, и длилось оно, нисколько не ослабевая, около трех лет.

Теперь я уже не нуждался чем-нибудь пополнять столбцы газеты, наоборот, надо было знать, как справляться с ежедневным наплывом инцидентов и происшествий и умело вместить все эти новости в нескольких столбцах. Виргиния сделалась одним из населеннейших и оживленных городов в Америке. Панель в городе была запружена народом до такой степени, что не легко было идти против течения. Улицы были не менее переполнены фурами с кварцем, телегами с кладью и другими повозками; вереница их тянулась нескончаемая. Движение было настолько большое, что одноконным кабриолетам часто приходилось стоять около полчаса, чтобы ждать удобнаго случая переехать через главную улицу. Радость была написана на всех лицах, и в глазах каждаго виднелось какое-то почти хищное выражение, которое ясно говорило о денежных операциях, гнездившихся в мозгу человека, и о надеждах, царивших в сердце его. Денег было столько, сколько было пыли; каждая личность считала себя богатою и совсем нельзя было встретить унылых физиономий. Были военные кружки, пожарная команда, хоры музыкантов, банки, гостинницы, театры, шарманщики, органщики, открытые игорные дома, политическия шумныя сборища, гражданския процессии, уличныя драки, убийства, следствия, мятежи, через каждые пятнадцать шагов кабаки, был совет городского управления, мэр, городской досмотрщик, городской инженер, начальник пожарнаго департамента с первым, вторым и третьим ассистентами, начальник полиции, городской судья и большой состав полицейских чинов, два совета рудокопных маклеров, одна дюжина пивоваренных заводов, полдюжины тюрем и полицейских частей, постоянно переполненных, и едва слышный намек о том, что необходимо выстроить церковь.